Мы все дальше уходили от берега, пересекая тельняшку бэя, и Линда показала нам фонтанчики — отверстия в иле, из которых вдруг — стоило рядышком наступить — вылетала струйка. Там внутри кто-то жил, и недовольный, что потревожили, пыхал, плевался. Баловство увлекло, мы перебегали от норки к норке, и тут я заметил, что воды пришли в движение, вода стала прибывать, ручейки побежали, прорывая дорогу, соединяя проливы. И мы тоже поспешили обратно. Но Линда вдруг остановилась на полоске песка, замерла. Остановились и мы. А вода шла, съедая, уменьшая остатки суши. Наши острова таяли на глазах, ручейки прорезали полосы, делили, отхватывая очередные куски, и приходилось перебегать на оставшиеся, с визгом и ужасом, слава Богу — поддельным. Пока не уместились на последнем острове, спина к спине, и дождались финала — еще, на ципочки! — вот вам и потоп! — и пошли по щиколотку к берегу. — Я люблю эту пародию на потоп. Может быть, и смерть — это только пародия на небытие? Я не стал спорить. Ласковый прилив, легкий игривый бризок, золото заката — поверьте, сильные аргументы.
Дом-музей Марка Твена С Марком Твеном я встречался не раз. И подружился с его героями, особенно с пацанами, а значит — и с ним самим. Тут уж, как говорится, автору некуда 74