ОКОЛОтеатральный журнал. N№ 3 (13) 2013
ской – мешает осмыслить новую театральную эстетику как театроведческую и феноменологическую проблему. Драматурги и режиссеры сами заговорили об этом. Иван Вырыпаев: «Нашему зрителю трудно пробиться к содержанию через эстетику. Он смотрит «Кислород» и видит только видеоклип… В этом одна из проблем восприятия в России …»1. Как известно, именно проблема восприятия зрителем новых переходных форм, видов и жанров, отличных друг от друга искусств волновала эстетиков и художников в первую очередь. Назовем только два имени – Аристотель и Брехт. Известная всем эстетическая категория катарсиса была введена Аристотелем в «Поэтику» в результате выбора им театра как места возникновения катарсиса, «совершающего очищение». Именно в театре, благодаря особой структуре диалога с партнером, в которую зритель легко вовлекался посредством идентификации себя с героем, и возникал эффект катарсиса. В нем Аристотель, во-первых, увидел коммуникативную функцию искусства как инструмента суггестии, внушения. А во-вторых, – хотя по важности, возможно, и, во-первых, – способность через эстетическую форму защитить «тонкую душу греков» от страха перед неотвратимостью Рока. Выделенная Аристотелем в искусстве коммуникативная функция, этическая и эстетическая способность театра воздействовать на зрителя через чувство, долгое время, вплоть до Брехта, использовалась идеологами и политиками разных эпох. В эпоху фашизма Б. Брехт увидел изощренный способ внушения самых изуверских идей политиков посредством искусства. Результатом наблюдений и драматических испытаний Брехта стал созданный им «антиаристотелевский» театр с антикатартическим эффектом «очуждения». Драматургом и режиссером в полной мере была выделена и использована, наряду с коммуникативной функцией искусства, другая – «смыслообразующая функция, выступающая уже не в ка-
Бертольт Брехт
честве пассивной упаковки данного смысла, а как генератор смыслов»2.
Современный театр выделяет в искусстве функцию смыслообразования как определяющую, главенствующую. Благодаря неоднородности, самопротиворечивости театрального текста, вбирающего в себя элементы разных художественных кодов, театр, как никакое другое искусство в современную эпоху, оказался способным к новому диалогу со зрителем. Это содействовало появлению целой плеяды драматургов, а также новых экспериментальных поисков режиссеров. «Сложные диалогические и игровые отношения между разнообразными подструктурами текста, – замечает Ю. Лотман, – образуют внутренний полиглотизм и являются механизмом смыслообразования»3. В современную эпоху, по мысли Вырыпаева, – «мы переходим на новый вид коммуникации. Я бы назвал это духовной коммуникацией между энергией и сознаниями»4.
35 35