«Новая газета» пятница. №105 20. 09. 2013
ствол
РИА Новости
Организатор убийства Анны Политковской дал в суде подробные показания
Свидетель Павлюченков
И следы от молотка, которым вбивали ствол при переделке. И надписей нет». На вопрос прокурора Семененко, видел ли Павлюченков документы на имя Загидулина Наиля (по ним жил Рустам Махмудов, находившийся в розыске с конца 90-х), свидетель ответил: видел и знал, что Наиль — на самом деле Рустам Махмудов. Вспомнил Павлюченков и телефон Наиля: «Он любил красивые номера — с нулями и девятками». Среди вещественных доказательств — квитанция об оплате такого номера в августе 2006 года; плюс к тому в квартире Махмудовых при обыске были изъяты три сим-карты, номер одной из них похож на номер Наиля. И Павлюченков подтвердил, что именно с этого телефона ему Наиль и звонил (что важно — потом ведь будут разбирать данные билингов). — В аду гореть будешь! — отреагировал на это сам Наиль, то есть Рустам Махмудов. Далее присяжным показали видео с камер наблюдения на Лесной улице. Сначала в подъезд входит Анна Политковская. За ней — киллер. Через 24 секунды киллер выходит. На вопрос, знаком ли ему увиденный только что мужчина, Павлюченков, профессионально занимавшийся слежкой, пояснил: «Это точно не человек с моего подразделения. Общие черты с Рустамом Махмудовым есть, но точно сказать не могу. Я 17 лет работал с людьми, опознавая их со спины и по походке. И на этом основании — сходство с Рустамом есть». На этом допрос перенесли на следующий день.
Четверг, 19 сентября Запланированное на 10.30 утра заседание снова началось с почти двухчасовым опозданием — долго ждали доставку свидетеля Павлюченкова.
На заседании свидетелю показали видео с других камер наблюдения, установленных на доме на Лесной улице (записи от 3, 5 и 7 октября). «На сто процентов сказать не могу, но человек на видео очень похож на Наиля. По фигуре, походке, одежде, которую он носил, бейсболке». Присяжные переводили взгляд с экрана на «аквариум», Рустам Махмудов встал и так смотрел видео: стоя и улыбаясь. — Если увидите своих сотрудников, вы нам скажите, — сказала свидетелю прокурор Мария Семененко. Но свидетель на видео никого не увидел, только Анну Политковскую, входившую в свой подъезд в тот момент, когда из подъезда выходил будущий киллер — они столкнулись 3 октября около 17.00. «По бейсболке и куртке это тот же человек, что был у подъезда 7 октября, очень похожий на Рустама Махмудова», — снова повторил Павлюченков. На видео 5 октября человек, похожий на Рустама, появляется у подъезда за 8 минут до прихода Анны. Через несколько минут она выходит — с собакой. Возвращается домой, а через пять минут из подъезда выходит человек в той же бейсболке и куртке. И снова 7 октября. 15.56. Человек в бейсболке пытается открыть подъезд, открывает, заходит. 16.05 — в подъезд заходит Анна Политковская. 16.07 — выходит мужчина в бейсболке и куртке. «Да, это тот же человек», — говорит Павлюченков. «Обратите внимание, — вдруг прервал тишину Павлюченков, — мужчина, который прошел, развернулся и встал на углу, после того как проехала машина Политковской, — это должен быть человек, который дает информацию человеку в подъезде, что объект подходит к дому. Это может быть совпадение, но скорее всего нет». Возможно, это еще один соучастник? Показали свидетелю и видео с камер отделения банка ВТБ на Лесной. На записях видно, как человек в куртке и бейсболке с перекинутым через руку предметом, похожим на плащ, выходит из зеленой тонированной «четверки». А через несколько минут «четверка» отправляется за ним — в сторону Лесной улицы. Павлюченков узнал машину, а человек — «это Махмудов Рустам». Свидетель попросил видео с машиной показать еще раз — ему показался похожим на Рустама еще один пешеход на улице. Оказалось, ошибся. Обвинение продолжило допрос. — Почему вы решили, что слежка за Политковской приведет к убийству? — Такая же ситуация уже была, когда мы следили за Полом Хлебниковым. Судья запретил развивать эту тему, так как она «не имеет отношения к нашему делу». После перерыва обвинение продолжило исследовать доказательства с участием свидетеля. Присяжным зачитали протокол осмотра с записями камер наружного наблюдения супермаркета «Рамстор» на Фрунзенской набережной (сейчас его там нет) от 7 октября 2006 года. В 14.10 в магазин заходит Анна Политковская, сразу за ней идут двое — мужчина с портфелем и светловолосая женщина в темных очках. Они входят следом за Политковской и через семь минут выходят. Через тридцать минут из магазина выходит сама Политковская. В странной паре людей Павлюченков не опознал никого из своих сотрудников. «Мы уже не работали по объекту», — напомнил он. Допрос свидетеля закончить не успели, ему снова стало плохо в зале суда. Вызвали врача и заседание перенесли — на 24 сентября.
Надежда ПРУСЕНКОВА
13
«Дело Фарбера»: кто кого научит? Не вполне добровольная попытка освободить из зубов взбесившихся церберов для начала хотя бы сельского учителя — сама по себе уже цирковой номер епреклонные государственные обвинители свое ходатайство о восстановлении срока кассационного обжалования по делу Ильи Фарбера широко не афишировали. Загадка их милосердия откроется лишь во вторник в Осташковском суде. Затаив дыхание, мы не смеем даже предположить: отчего вместо десяти дней, отведенных на подачу жалобы, прокурор очнулся через полтора месяца? Каким местом думал он в июле, требуя для учителя семь с половиной лет лишения свободы? По закону суд должен обвинению в этом ходатайстве отказать. Чего мы, разумеется, вместе с В.В. Путиным, затаив дыхание, вовсе не желаем. Ведь за отсутствием иных причин, необходимых по УПК, лишь его высшая воля, выраженная в интервью Associated Press в день встречи с его же Советом по правам человека 4 сентября, обязана рассматриваться в суде как «уважительная причина». «Многовато будет!» (Дословно: «Данный случай, конечно, вопиющий».) Но ведь Конституция дает президенту право помилования. Тогда почему же так криво? И то у нас суд независим и сам разберется, то «вор должен сидеть в тюрьме» (сигнал Хамовническому суду), то не должен сидеть (Осташковскому) — как же бедному и не натасканному прокурору во всем этом разобраться? А как судье? По свидетельству защиты, прокурор ставил перед присяжными в Твери лукавый вопрос: «Может ли человек по фамилии Фарбер бесплатно помогать деревне?» Повторим его риторический прием: может ли человек, по должности прокурор, «бесплатно» просить о милосердии? Последние лет десять в прокуратуре (как и в МВД, в Следственном комитете и, увы, в уголовном суде) проводилась селекция: тех, кто не сумел выдавить из себя последнюю каплю милосердия, отсюда просто вышибало — хорошо, если на пенсию. Значит — нет, не может. Будем все же надеяться, что ржавая сдаст назад, Осташковский суд восстановит срок обжалования, а Тверской уж какнибудь вырулит на условный приговор со второй попытки. В первый раз, когда дело вернул Верховный суд, не решившись при этом освободить учителя из-под стражи, ничего не вышло. Потому что задний ход в этой системе больше не врубается, и уже лет десять она знает только команду «фас!». Как она ответит на повторную (после Навального) команду «фу!»? С цепи не сорвется? Не взбесится? А хозяина не укусит? «Дело Фарбера» — тоже не случайный эксцесс, а часть селекции. Лучше всех это сформулировал сам завклубом в последнем слове в суде: «Сейчас, наверное, такое время в России, что судят именно тех, кто хочет что-то изменить». И из интервью: «На них (административных должностях) приходится делать выбор между законом и пользой людям». Везде, где нужны хоть какие-то деньги, вообще ничего нельзя сделать без нарушения финансовых правил: церберы тут как тут, и всяк, кто что-то построил, — их потенциальная жертва. Фарбер, наверное, уникален как учитель, но в этом смысле не одинок. В местах лишения
Н
свободы изолированы тысячи таких же директоров и мэров, которым за попытку хоть что-то изменить инкриминированы ставшие обыденными и заранее просчитанные финансовые нарушения («взятка», «мошенничество», «уклонение от налогов» и др.). На самом деле их «вина» лишь в том, что кому-то хотелось кушать или они не пошли на настоящее преступление и не дали взяток ментам и следователям. Пока в их «правоохранительных органах» накапливались стяжательство и жестокость, в обществе в целом вымывалась всякая инициатива и желание хоть что-то сделать. И дураков больше нет: учитель Фарбер в последнем слове подсудимого признал себя одним из последних. Для власти, которую трудно заподозрить в гуманизме, это в первую очередь проблема экономической выживаемости. Путин и пытается ее решить в режиме ручного управления, поскольку никаких иных способов что-то поменять у него уже нет, как нет и иных инструментов, кроме
«
И то у нас суд независим и сам разберется, то «вор должен сидеть в тюрьме» (сигнал Хамовническому суду), то не должен сидеть (Осташковскому) — как же бедному и не натасканному прокурору во всем этом разобраться?
«
«силовых структур». Одновременно он пытается в том же режиме очеловечить лицо суда, превратившееся в отчетливый звериный оскал. Но вряд ли теперь в его власти спустить его с цепи, вернув судьям независимость: голову откусят. Закон, выведенный учителем Фарбером (см. выше), несомненно, распространяется и на него тоже. Не вполне добровольная попытка освободить из зубов взбесившихся церберов для начала хотя бы сельского учителя — сама по себе уже цирковой номер. Только этот сигнал собачьи головы не услышат: маловато будет. При высочайшем риске пустить все вразнос нужна массовая переквалификация дел в отношении всех, кто пытался «что-то изменить», и широкая амнистия. Леонид НИКИТИНСКИЙ, обозреватель «Новой»