«Новая газета» пятница. №2 13. 01. 2012
Михаил ЯМПОЛЬСКИЙ доктор искусствоведения, профессор Нью-Йоркского университета
Пришло время легко сменяемых политиков и партий, создающихся на короткий срок
Надувные лидеры уходят УКРАДЕННЫЙ ГОЛОС. Политика издавна смешивает понятия голоса, поданного на выборах за кого-то, и голоса в более глубоком, экзистенциальном значении. Гельдерлин в стихотворении «У истоков Дуная» писал о «голосе, который делает нас людьми» — Die menschenbildende Stimme. И в этом смысле голос имеет этическое измерение. Но с конца XVIII века голос начинает ассоциироваться и с правами человека. В «Декларации прав человека и гражданина», основополагающем документе Французской революции, сущность человека впервые определяется как совокупность прав, которыми он наделен от природы. Голос — это утверждение человеческого в человеке через утверждение права требовать прав. В последних выборах господствовало именно такое понимание голоса, а не идея политического выбора. Украден был не голос, отданный партии, а голос, утверждающий человека в человеке. ГОЛОС И ВЫБОР. Подача голоса, заявляющая о существовании человека, соответствующего понятию о человеческой сущности, выраженной в праве на голос, находится в противоречии с идеей выборов. Несмотря на это, выборы повсеместно используют терминологию голоса. Выборы — это избирательная процедура, в которой партии конкурируют за доступ к власти. Само слово «выборы» мистифицирует их сущность. Слово это предполагает, что мы, избиратели, выбираем, и тем самым проявляем суверенную волю. Бросая бюллетень, мы ритуально передаем часть нашей суверенности политикам, наделяем их властью. Выборы — полумагическая процедура, в которой, увы, почти нет места собственно выбору. Чаще всего политики риторически обозначают различие между собой и организуют электорат вокруг этой риторики. Программы в большинстве случаев — лишь средство к достижению власти. Во время последних думских выборов это было понятно с самого начала. В большинстве случаев выборы — надувательское использование избирателей, а не волеизъявление последних. Фальсификация заложена в основу самой
процедуры, искажающей отношение волеизъявления и наделения властью. Хотя партии современного типа сложились в Европе только ко второй половине ХIХ века, их прототипы можно найти еще в афинской демократии. Вот как описывает Макс Вебер партии, предшествующие современному бюрократическому типу: «…небольшое количество людей, заинтересованных в первую очередь в политической жизни, то есть в участии в политической власти, создают себе посредством свободной вербовки свиту, выставляют себя или тех, кого они опекают, в качестве кандидатов на выборах, собирают денежные средства и приступают к ловле голосов» (Избранные произведения. С. 671). Определение Вебера мне нравится тем, что партия тут определена как «свита» при вожде, а выбор как «свободная вербовка». Никому не придет в голову считать решение человека «свободно» завербоваться в рекруты проявлением его суверенной воли. Партийные выборы — это процедура изъятия голоса у человека и передача его вождю. Речь во многом идет о краже голоса, несмотря на всю свободу выборщика. Именно поэтому так важно было для голосующих игнорировать саму процедуру выбора (за кого был подан голос) и акцентировать сам факт подачи голоса, не за и не против кого-то, но, в сущности, за себя или от себя.
«
ИТАР-ТАСС
Одна из самых существенных черт сегодняшних московских протестов — единодушное нежелание ассоциироваться с партиями. Это нежелание особенно парадоксально потому, что поводом для волнений послужили выборы, где люди отдавали голоса тем или иным партиям. Конечно, все знали, что предложенный им выбор не отражает «воли» избирателей, но все-таки люди пошли на выборы и возмутились, когда их голоса не были учтены. Обычно такое голосование называют протестным, но мне это определение кажется ошибочным. Я полагаю, что смысл голосования был совсем иной. И заключался он в подаче голоса как такового, вне связи с политическим выбором.
11
КРИЗИС РЕПРЕЗЕНТАЦИИ. Но жест утверждения голоса как выражения права на голос находится вне области политического. Сфера политического — это сфера борьбы за власть. Конечно, сегодняшние партии предполагают целый ряд принципов, неведомых их предкам. Первый — это признание права меньшинства, оппозиции на существование и на самовыражение. Без признания легитимности оппозиции современная партийная система невозможна. Второй принцип — инкорпорирования, или участия. Он предполагает возможность участия в политике большого спектра населения. Чем больше партий, тем, по идее, шире представительность власти. Третий принцип — репрезентации. Он связан с порогом, который партия должна преодолеть, чтобы попасть в парламент. Высокий порог автоматически подрывает принцип инкорпорирования, оставляя массу населения за пределами легальной политической сферы. Четвертый принцип — принцип влияния на исполнительную власть. Если влияние парламента на исполнительную власть минимально, вся политическая сфера утрачивает смысл. Эти принципы делают партии как будто более приспособленными к условиям демократического общества. Однако неудовлетворенность политической сферы партийной организацией постоянно нарастает в мире. Кризис партий повсемест-
Политолог Острогорский считал, что единственным способом оздоровления системы является отказ от постоянных партий и переход к системе временных объединений, ориентированных на достижение какойто конкретной цели, после чего временная партия прекращает существование. Эта идея всегда казалась утопической. Ситуация изменилась с появлением интернета и социальных сетей…
«
но сопровождается и кризисом парламентаризма. Традиционная критика партий хорошо известна: подчинение активистов партийным бюрократам, приоритет партийных интересов над национальными, демагогия и т.д. Но за частностями кроется нечто более глубокое, а именно кризис идеи репрезентативности. Выборы призваны создать иллюзию, что партии совокупно репрезентируют волю отдельных избирателей. Но последние российские выборы показали, что это совершенно не так. Индивид крайне редко узнает свою волю и вообще себя в «репрезентирующей» его партии. Исключение составляют лишь индоктринированные (некритически принявшие чужие идеи. — Ред.) члены партий, основанных на идеологических проектах. Только партии вроде коммунистических, фашистских или узконационалистических обладают способностью к репрезентации. Но чем полнее они репрезентируют своих сторонников, тем меньше они способны представлять общество в целом. То, что партии не представляют людей, стало понятно уже в ХIХ веке теоретикам классического либерализма. Джон Стюарт Милль писал, что партии репрезентируют не людей, но интересы, как если бы последние имели какую-то свою отдельную жизнь. Если, однако, во власти участвуют не люди, а интересы, то люди оказываются попросту не репрезентированными. В глазах представителей либерализма обществом правят не субъекты воли, но некие абстрагированные от них качества. В такой перспективе политика становится не выражением политического бытия человека, но управлением вещами, обслуживающими интересы. Политика совершенно отчуждается от людей и становится, по выражению Макса Вебера, инструментальной. Именно такой инструментальный подход господствует в руководстве сегодняшней России. Путин и Медведев, по-моему, исходят из того, что разные группы населения имеют разные интересы, которые должны быть представлены. страница 11