же, познакомившись с Ричардом, в его Красном уголке нашла старый потрепанный русско$немецкий словарь, и начала учить слова. Сначала 5, а потом 10 в день. На это уходил вечер. А утром, в палате, я их пускала в ход. Я не знала усталости. Весь интерес жизни сосредото$ чился в работе. Мне хотелось всего и сразу. Фаина Алек$ сандровна уходила с работы поздно. Мне в голову не при$ ходило уйти раньше нее. А иногда и после ее ухода оставалось море незаконченных дел. Как быстро вдребезги разбились иллюзии. В институ$ те нас учили: знаешь теорию – все остальное понятно, легко и просто. Теорию я знала! А у постели больного все так запутан$ но, темно и непонятно. Снова и снова я смотрела, ощу$ пывала, прослушивала больного, пытаясь разобраться, что у него болит – печень, желчный пузырь или желудок. Отличить при пневмонии влажные мелкопузырчатые хрипы от крупнопузырчатых или уловить нежный сис$ толический шум над клапанами у больного с пороком сердца. И бегут часы, и счета им нет. И вечер наступил давно. Ну должна же я когда$нибудь научиться хоть что$то по$ нимать в больном человеке – думала я в отчаянии. И сно$ ва работа: аускультация, пальпация, чтение литературы. Я значительно дольше, чем было принято, задержи$ валась в своих палатах. И не только тщательный осмотр больных стал этому причиной. Неукоснительным прави$ лом на каждый день стало употребление в общении с больными 10 новых немецких слов, которые я выучива$ ла накануне вечером. Больные вскоре привыкли к моему частому и длитель$ ному присутствию в палате. Изменилось их поведение – стало более простым. Исчезло неизменно возникающее напряжение, когда в палату входил врач. Обычно, когда я осматривала одного больного, остальные отворачива$ лись в противоположную сторону, либо закрывались оде$ ялом с головой, подчеркивая стеснительность и отсут$ ствие любопытства к происходящему. Привыкнув к моему
36