культ личности
— Сосунки! Имажинисты! Публику успокаивает администратор. — Прошу не кричать, а то прекратим выдачу пива. Это серьезно. Бочковую «Старую Баварию» — 10 рублей стакан — кроме как в Интимном театре в городе не найти. Да и выдают ее не всем. Только по предъявлению карточки ростовского Рабиса — профессионального Союза работников искусства. Гастроли Есенина и Мариенгофа по Дону заканчиваются неожиданно. 27 июля 1920 года новочеркасская газета «Красный Дон» в статье «Шарлатаны? Сумасшедшие?» публикует четверостишие Есенина: «Вот они, толстые ляжки Этой похабной стены. Здесь по ночам монашки Снимают с Христа штаны». И далее: «Товарищи! Новочеркасские граждане! К вам едут люди, чтобы плюнуть вам в лицо... Не только плюнуть, но еще, когда вы будете стирать с лица своего плевок, — вытащить из вашего кармана деньги. В Ростове, в театре имени Свердлова, появляется на стенах афиша. И в первый же вечер собирают 150 000 рублей народных денег в свой карман! Как? Чем? Каким творчеством? Они — имажинисты. А в поэме главного имажиниста Мариенгофа «Магдалина» поется о том, что он придет к ней в чистых подштанниках и будет искать уюта в ее кружевных юбках, поется о слученной суке, о жеребцах, которые делают то, о чем постыдятся сказать... И это — в театре имени Свердлова! А когда Отдел Народного Образования хотел воспретить эту гнусность, он оказался бессилен... Неужели же эти шарлатаны или сумасшедшие, или преступники — всерьез совершают по России какую-то культурно-просветительную командировку?! И неужели Советская власть Новочеркасска окажется бессильной? И наши граждане пойдут, чтобы им — гражданам — плюнули в лицо? И эта мерзость будет совершаться в театре — Ленина, Троцкого, Луначарского?». От греха подальше Мариенгоф с Есениным покидают Дон. Братство кольца Но вернемся к «Театральной мастерской». Как пишет в своих воспоминаниях знаменитый Евгений Шварц, основу театра, открытого в 1917-м, составляли «ростовские мальчики и девочки, знакомые еще
110
ктоглавный | май 2008
с гимназических времен. Сначала они собирались и обсуждали книги, читали рефераты о литературных событиях двух- трехлетней давности». Среди «ростовских мальчиков» был и Мартирос Сарьян, достаточно известный к тому времени художник. Революция застала 37-летнего Сарьяна в Ростове. ...Называлась компания юношейподростков «Зеленое кольцо» (в честь модной в те годы пьесы Зинаиды Гиппиус о молодежи, попавшей в «щель истории» и не находившей себе места в жизни). В 1918-м к ростовчанам присоединились краснодарцы, переехавшие в Ростов. Среди них был и 22-летний Евгений Шварц. Ради театра Женя бросил юрфак Московского университета. Оказалось — к ужасу родителей — что их худой и нескладный сын способен на безрассудные поступки. Ради любви он был готов броситься хоть в огонь, хоть в воду. В буквальном смысле. Его первая жена — актриса Гаянэ Халаджиева (сценический псевдоним — Холодова), долго не замечала Шварца. Однажды, в конце ноября, поздно вечером, Женя и Гаянэ шли по берегу Дона. Он сказал, что может выполнить любой каприз возлюбленной. — А если я скажу: прыгни в Дон? — ехидно поинтересовалась Гаянэ. Шварц немедленно перескочил через парапет и прыгнул с набережной в реку, как был — в пальто, в шапке, в калошах. Гаянэ подняла крик и Женьку вытащили. Так Шварц стал женатым человеком. Между тем, у театрального кружка (а поначалу это был именно кружок) не было ни помещения, ни денег на аренду зала и декорации. Но ради театра молодые люди были готовы даже на преступление. Однажды актер Павлик Боратынский («красивый, стройный, спокойный, почти мальчик») украл шубу у клиента своего отца — известного в городе адвоката. Театр был спасен, а Павлик получил индульгенцию на ужасную игру в спектаклях. Жизнь «Мастерской» стала налаживаться весной 1920 года, после ухода Деникина из Ростова. Евгений Шварц с компанией юных единомышленников захватил (по его собственным словам) особняк Черновой на углу Садовой и Халтуринского, ныне здесь московский банк.
Дочь Черновой, ее муж и брат мужа, как ни странно, способствовали захвату — все они были театральными актерами. Старшему поколению, которое было в ужасе от произошедшего, выделили комнатку в глубине здания. Сценой нового театра стал большой зал чернов-ского особняка. Более того, «Театральная мастерская» получила статус государственного театра! Всем этим переменам в их жизни актеры были обязаны своему директору по фамилии Горелик. Этот энергичный и властный юноша был заодно и секретарем ростовского Наробраза. Идеологом театра и заведующим Наробразом стал фельетонист «Кубанского края» Суховых. Для 22-летнего секретаря и 40-летнего заведующего не было преград. Они добились, чтобы актеры получали зарплату (пусть крошечную) и хлебный паек — тут же, на первом этаже особняка. А также обедали в столовой Рабиса. Главной проблемой нового государственного театра стал репертуар. Суховых требовал произведений, рассказывающих о борьбе темных и светлых сил, о победе пролетариата. — Искусство должно быть масштабным, больших страстей. Эти требования удовлетворяла, по мнению актеров, пьеса Николая Гумилева «Гондла», действие которой происходило в Исландии, в девятом веке. Случайно оказавшемуся в июле 20-го на одном из первых показов «Гондлы» Юрию Анненкову понравилась игра юных актеров. «Несмотря на нищету предоставленных ими технических возможностей, они подкупали честностью работы, свежестью и неподдельным горением. Запомнилось имя очаровательной исполнительницы роли Леры — Халаджиевой, артистки своеобразной и яркой. Ее дальнейшая судьба мне неизвестна». Вернувшись в Петербург, Анненков опубликовал заметку о «Гондле» в местной газете «Жизнь искусства», в номере от 21 августа 1920 года. Через год эта заметка сыграет в жизни театра и его актеров решающую роль. Барышня-смерть с шамберьером Следующей пьесой в репертуаре «Театральной мастерской» стала «Ошибка смерти» Хлебникова. Пусть победы пролетариата в ней не было и в помине, но борьбы светлых сил