Литкультпривет!!! by Сергей Прохоров

Литкультпривет!!!

Monthly journal LITKULTPRIVET!

Ежемесячный литературнохудожественный журнал

Приложение журнала ИСТОКИ 1

Литкультпривет!!! Ежемесячный журнальный выпуск

Основан 30 октября 2012 г.

п.г.т. Нижний Ингаш

Выпуск 2-й. Декабрь 2012 г.

С неба льётся лунный свет Музою Богемы. Хорошо там, где нас нет, Ну а лучше – где мы. По ТВ идёт кино Голубой дорожкой. На столе стоит вино С жареной картошкой. Кто нам выпить не дает?! Не было б печали… Снова встретим Новый год, Как всю жизнь встречали. Сергей Прохоров

С Новым Годом, друзья! 3

Астафьевская затесь в Нижнем Ингаше «…26 марта 2011 года в стенах Красноярской краевой научной библиотеки, где не раз писатель читывал свои произведения, состоялось первое заседание клуба почитателей Виктора Петровича Астафьева «Затесь». Решили не просто собирать, предаваясь воспоминаниям, а отыскивать факты народного почитания писателя, собирать их». В.Майстренко.

И этих фактов, нашлось столько, что их не смог вместить на своих страницах вышедший вскоре Межрегиональный литературно-художественный альманах «ЗАТЕСЬ». Уже готов и второй номер. Всё дело в финансировании издания. А каков альманах! И в руки взять приятно (оформлен красочно, с выдумкой и мастерством), и почитать есть что. Не просто почитать, а побывать в добром, по-семейному, окружении писателя, глубже понять и вновь открыть для себя Виктора Петровича: его боль, его радость о простом, о земном, о человеческом через Слово, им сказанное, его друзьями, знакомыми. Такого не отыщешь ни в одном библиографическом справочнике. Клуб почитателей Астафьева не только регулярно собирается в краевой научной библиотеке. Они идут в народ. 6 ноября представителей клуба по-сибирски гостеприимно встретил Нижний Ингаш – самый отдаленный - в 300 километров - таежный поселок края. Собирались было в Енисейск (он ближе), да перетянуло на весах выбора то, что в Нижнем Ингаше особая творческая аура. Здесь родина писателя Николая Устиновича, художника Андрея Поздеева, чьи имена с мировой известностью. И здесь уже 6 лет издается литературнохудожественный и публицистический журнал «ИСТОКИ», отмеченный на международной 4

Фоторепортаж Предваряя книгу знаменитых своих «Затесей», Виктор Астафьев поясняет: «Затесь – сама по себе вещь древняя и всем ведомая – это стёс, сделанный в памяти людской на дереве топором или другим каким острым предметом. Делали его первопроходцы и таёжники для того, чтобы белеющая на стволе дерева мета была видна издалека, и ходили по тайге от меты к мете,, часто здесь получалась тропа, затем и дорога, и где-то в конце её возникало зимовье, заимка, затем село или город».

книжной ярмарке в Красноярске в 2010 году как самый необычный издательский проект, когда-либо появлявшийся на красноярской земле и который тоже имеет сегодня, можно сказать, мировую известность: журнал читают в Белоруссии, Украине, Казахстане, Финляндии, Германии, Швеции, Америке. А два номера: 17й и 19-й находятся в европейском отделе самой крупной мировой библиотеке «КОНГРЕСС» в Вашингтоне. Вот и решили ехать в Нижний Ингаш. Да к тому же это был и ответный визит. На первую презентацию «ЗАТЕСИ» нижнеингашцев не очень-то ожидали из-за дальности пути, а они взяли да и прибыли первыми, так как любят и помнят Астафьева. - Для меня Нижний Ингаш раскрылся и засиял разными красками благодаря Сергею Тимофеевичу Прохорову и его единомышленникам, которые предприняли вдали от столиц невиданное дело: издание толстого литературно-художественного и публицистического журнала,- поделилась своими впечатлениями на встрече Валентина Андреевна Майстренко. - Когда берешь в руки журнал «Истоки», невольно вспоминаются слова Александра Исаевича Солженицына, сказанные им после поездки по России, что возрождение пойдет из самой её глубинки.

Почти 3 часа в читальном зале библиотеки имени Устиновича царил и властвовал, радовал и наводил на грустные размышления дух Виктора Петровича. Он как бы присутствовал в зале, сойдя с кадров авторского фильма Кристины Пырх «У астафьевских родников». - Об этом фильме вы сможете прочитать в нашем альманахе,- сказала Валентина Майстренко, указывая на солидную стопку книжек и журналов. - Мы привезли в подарок нижнеингашцам книгу воспоминаний «Затесь на сердце, которую оставил Астафьев» и межрегиональный литературнохудожественный альманах «Затесь». Понятно, почему мы назвали его так. По знаменитым астафьевским «затесям». Помните, как выбирался он парнишкой из темного леса и встретил спасительные затесочки на деревьях: «Но затеси... искрящиеся медовыми капельками... вели и вели меня вперед...» И когда мы создавали при краевой универсальной научной библиотеке при отделе литературы по искусству наш клуб почитателей Виктора Петровича Астафьева «Затесь», и когда

предприняли издание альманаха «Затесь», мы ставили одну цель: пойти по астафьевским зарубкам вслед за писателем, объединить литераторов, близких ему по духу, чтобы одаряло светом людей золотое русское слово и вело их вперед вопреки всякой тьме. Интересным было выступление кандидата филологических наук, научного консультанта книги-фотоальбома «Затесь на сердце. Астафьев в памяти людской», книги-летописи «Река жизни Виктора Астафьева» и других изданий, составителя сборников православной лирики А.С. Пушкина, С.А. Есенина Антонины Федоровны Пантелеевой. Антонина Федоровна подарила библиотеке целую связку книг современных авторов и классиков. И не один из присутствующих не остался без книжки. Дорогие гости из столицы края щедро одарили и библиотеку и почитателей Астафьева альманахом «Затесь», книгой «Затесь на сердце, которую оставил Астафьев». У редактора альманаха и автора книги «Затесь на сердце» аж рука занемела от автографов. А редактор журнала «Истоки» Сергей Прохоров прочел новое только что написанное им стихотворение «Домик у дороги», спел песни “К Истокам” и “Зов Царь-рыбы” посвященные Виктору Петровичу. Сергей ТИНСКИЙ Фото Анатолия Ерохина

Памяти русского писателя Василия Белова Письмо из Вологды в Нижний Ингаш Уважаемый Сергей Тимофеевич! Спасибо Вам за патриотический журнал “Истоки”. В нем такие разнообразные, интересные и очень нужные людям публикации. Дай Вам Бог здоровья, сил и удачи в этом благородном деле! Высылаю Вам книжку стихов Василия Ивановича. Издал её одиннаш любитель поэзии. Василий Иванович входил в литературу как поэт, но в последние годы всерьёз не относился к поэтическому творчеству. Одолела сила прозы. Ваш журнал он с интересом не только смотрел, но и читал, хотя читает с трудом. Шлет он Вам привет и наилучшие пожелания. Будте благополучны! Творческим Вам успехов! С уважением Ольга Сергеевна.

Это письмо-бандерольку с книжкой из Вологды я получил в августе 2010 года. Зная Василия Белова как классика деревенской прозы, был приятно удивлен и обрадован его поэтическим творчеством. И сегодня делюсь этой радостью с читателем “Литкультпривета”, представляя для знакомства подборку из поэтической книжки Ввасилия Белова “Гармонь”. (Ред. С.Прохоров) 6

Василий Белов ОСЕНЬ Осторожный шорох листопада, Журавлиный крик, дымок овина. Где поешь ты, где ты ходишь, лада, С огневыми ветками рябины? Домовито тенькают синицы. Паутиной светятся былинки, И дрожат на девичьих ресницах Дождевые капли-бисеринки.

НА ПРАЗДНИКЕ У клуба, на завалинке. Ребята пляшут, топают, Поют, большой и маленький, Да только не о том поют.

Мне не надо, лада моя, лада. Ни речей, ни разговоров длинных, Ты постой со мной у палисада, Подари мне кисточку рябины

Не девичья утеха ли Выкладывает горести, Вздыхает синемехая, Совсем не от того грустит.

Я в глазах стыдливых запримечу Знойный отблеск трудового лета. Сколько раз ходила по Заречью, Сколько в поле встретила рассветов!

И старики-курители Толкуют в общем гомоне, Судачат бабы-зрители, Да только не о том они...

Отпылали рыжие закаты, И тебе в награду за старанье Подоспела с ношею богатой, Вышла осень в пестром сарафане. ...

Давно ль кричали вороны, А вот забылось - долго ли? Давно ли в поле бороны Вожжами бабы дергали?

Затерялась песня за овином, И гумно тихонечко дымится. Отзовись мне, где ты ходишь, лада, Молодой земли моей царица?

Мы забивали досками Дома осиротелые, Мякину ели жесткую, Страдали мы, седели мы. Нет, видимо, не нам дано Запоминать то, горькое. Забылось все давным-давно, Осталось за задворками.

МАРТ Поле словно сорочкой Белоснежной покрыто, Как машинною строчкой Огородом прошито.

Курители, судачницы, Плясуньи с гармонистами. Поется вам и пляшется, Уж так ведется исстари.

По звенящему насту Хоть в поскотину топай От берез голенастых Вдоль по заячьим тропам.

А приходил суровый год – Шли на врага, хлеб сеяли, Спасали все, что дорого Для всех людей, для всей земли. ...

Зайцы смело к овинам Прибегают впотьмах. В эту пору скотина Истомилась в хлевах.

Коль приютит судьбу мою Застолье наше дружное – О большем не подумаю, И большего не нужно мне.

Молодецки призывно По закугам глухим, Скособочась, надрывно Поют петухи.

Лишь с вами б жить и знать еще, Что среди вас не лишний я, Что есть друзья-товарищи Да Родина давнишняя.

Зоревые ветра На поветях шуршат, Трактористы с утра Трактора потрошат.

В эту пору морозную Все тропинки на улице Не в контору колхозную, А в колхозную кузницу.

НА ДЕЛЯНКЕ В лесу на рассвете, Проворный и звонкий, Запутался ветер В зеленых потемках

Долгим вздохом коровьим Раз вздохнувши, меха Под задымленной кровлей Не устанут вздыхать!

Застрял забияка В иголках смолистых. - И ладно, однако, Кричат мотористы.

Искровые каскады, Терпкий запах дымка, Стук тяжелой кувалды, Стукоток молотка.

- И ладно, поменьше бы По лесу шастал, Сидел бы, безрукий, В овраге - и баста! –

Славословья не надо, Без него - веселей. Здесь куется награда Богатырской земле!

Зафыркали пилы, Взметнулись опилки, И вздулись на лбах Синеватые жилки.

ДОЛЖНИК Прикатил я опять домой, Я опять в своей деревушке. Обновленный и молодой, К самолучшей спешу подружке.

И вот раскраснелось Лицо лесоруба. - Жарища, ребята, Теперь сквознячку бы!..

11рожила она бабий век Без родного угла-причала, По ночам, не смыкая век, Деревенских мальцов качала.

ГАРМОНИСТ Может быть, из всех ребят Он один угрюм немножко И знаком, на первый взгляд, Лишь с кирилловской гармошкой

Перепряла кудели воз, А носила чужие тряпки. Я ведь тоже когда-то рос На глазах у Настасьи-бабки.

А наденет на плечо Он гармонь свою у клуба, То домой и калачом Не заманишь лесорубов

Сообщала она, как мать, Мол, увидеть тебя не чаю, И просила меня прислать Из Москвы сахарку да чаю.

А девчата... Не одна Позабудет о подушке, Душу выплещет до дна В переливистых частушках.

Вот и пугало с помелом, Вот белеет гряда с капустой... Почему ж тишина кругом И в знакомом окошке пусто?

И пускай он не речист, Пусть несмелый в разговорах. Все расскажет гармонист Вологодским перебором:

Словно с ясного неба гром – Разве ждал я такой напасти! Умерла. Покосился дом, Нету больше моей Настасьи.

И о синих о лесах, И о девичьих о косах На рокочущих басах, На ладах нежноголосых

Зря спешил я на пироги, Оправдаться теперь уж нечем... Не успел оплатить долги, В должниках оставайся вечно.

НОЧЬЮ Спят касатки под крышей, Дремлет злая крапива. -Спи, Ванюшенька, тише, -Спи, не будь шаловливым.

Вижу, девушки мимо клуба, Напевая, идут с работы, От жары потрескались губы И на кофточках пятна пота. Скоро месяц выйдет высоко, Не дождавшись конца заката, И увидит он, желтобокий, Как танцуют у нас дсвчага.

-Мама, кто это светит? -Это месяц, Ванюша, Ночью маленьким детям В речке ловит ракушек.

В затемненной листве деревьев Завозилась птаха ночная... Отдыхает моя деревня. Моего желанья не зная.

-Кто там шепчется, мама, Допоздна у сарая? -Там горошек усами Шевелит, засыпая.

Незаметно мне побывать бы В каждом доме, под каждым кровом, Людям радости пожелать быть Нежным, очень сердечным словом.

Зреет рожь за оградой, Ей, наверно, не спится Потому, что ведь надо Поскорей колоситься.

ВОЛОГДА Вологда -- зеленый городок, Севера ольхового столица, Ты прости, что раньше я не мог У тебя навек остановиться

-Мама, что зазвенело? -Там комарик летает, В камыши полетел он, А дороги не знает.

Все искал чего-то вдалеке, По земле мотался вкривь и вкось, А теперь вот в тихом городке Все, что надо, все почти нашлось...

-Он у нас заночует? -Ну, конечно, сыночек. ..Где-то песня кочует В теплом сумраке ночи.

Бьется сердце радостное глухо Оттого, что юность коротка. .. Чуть левее речка Золотуха, Чуть правее Вологда-река.

А над морем зарницы Блещут без передышки, Словно крылья жар-пгицы, Что приснилась мальчишке.

Купола старинного собора Синевой затоплены неяркой По мосту идут не зимогоры, Лесорубы ходят и доярки.

ВЕЧЕР Вот заря за соседней крышей Подожгла полнеба собою, Краснощекая! - так и пышет Над вечерней моей землею.

1[окупают булки и калоши, Примеряют ситчики к плечу... Я себя от жёлчи нехорошей Этими покупками лечу. Мне целебен здешний говорок, И не даст вовеки заблудиться Вологда, зеленый городок, Севера ольхового столица.

За деревней шелест ольховый, Там мальчишки дымят кострами И туманы белой подковой Расплываются меж кустами.

Лишь тревожным быть не перестал Шалопутный парень-вологжанин: Слишком много дедовским местам Мы с тобою, сердце, задолжали.

Я любуюсь родной сторонкой, Словно не было с ней разлуки, Слышу звон комариный тонкий И гармоник первые звуки.

Владимир Бухаров Владимир Бухаров родился в небольшом сибирском городке Иланске, Красноярского края в 1938 году 12 июня. Школу рабочей молодежи закончил в 1957 году и уехал в Красноярск, где и поступил в Сибирский технологический институт. Позже работал сменным мастером на судоремонтном заводе города Улан-Удэ. Начал публиковать свои стихи в республиканской газете «Правда Бурятии». В 1963 году был приглашен работать корреспондентом в республиканскую газету «Молодежь Бурятии». В 1965 году переехал на Кубань, в город Г/лькевичи, где стал работать в газете «Прикубанская искра». На Кубани публиковал свои стихи в краевых газетах «Советская Кубань», «Нива Кубани», «Кубань сегодня», «Человек труда», «Казачьи вести», в альманахе «Кубань» и журнале «Сельские зори». Стихи и басни Владимира Бухарова неоднократно звучали по краевому и всесоюзному радио в литературных передачах. У ХРАМА СВЯТОГО ОНУФРИЯ Пространство прозрачно до самого купола неба. И птицы не кружат над девственной зеленью крон. А в храме святого Онуфрия служат молебен. Отрадой вливается в душу малиновый звон. И хочется каяться. Каждый из нас в чём-то грешен. Кто больше, кто меньше. Но знаю, что ангелов нет. Пусть даже ты в чём-то на самую малость замешан, Готовься держать перед Господом нашим ответ. В его благодетельство верю и верую тоже. Ведь Бог лишь один по заслугам и может воздать. У храма святого христосуюсь с каждым прохожим И верю - на грешную землю сойдёт благодать.

Не понять глубины. Те дороги, что пройдены, И места, где живу, Величаю я Родиной И Россией зову. Мне давно стали близкими Узелки всех дорог: Деревенька сибирская И степной хуторок. ХОРОНИЛИ ХЛЕБОРОБА Без оркестра, очень просто Хоронили Кузьмича. Аж до самого погоста Гроб тащили на плечах. Провожали всей деревней Хлебороба на покой. С пьедестала В.И. Ленин Путь указывал рукой. По бокам столбы, да хаты, Сверху стонут провода. Стать мечтал Кузьмич богатым. Уж не станет никогда. Был он пахарем, что надо, В каждом деле впереди. А богатства - лишь награда – Яркий орден на груди. Не жалея, гнул он спину, Всё кормить хотел страну. Заработал - два аршина, Три лопаты в ширину. Похоронен честь по чести, Бабы плакали навзрыд. Он на самом видном месте

РОДИНА По стране мною пройдено Много разных дорог. А понять слово «Родина» До сих пор я не смог. Есть любовь безответная, Нет ничьей в том вины. Так и слова заветного

В землю-матушку зарыт. Всем хватило самогона, Помянули Кузьмича. Пьяным был на похоронах Предколхоза «Ильича».

Ужель замёрзнувшие всходы Ещё порадуют меня? Очнись высокое сознанье! Прочь литаргическую грусть. Пусть на дорогу созиданья Выходит обновлённой Русь! СЛЕПАЯ Будто к нам она с иконы Божьей Матерью сошла, По своей земле исконной Нищей по миру пошла. Пробирается на ощупь, Всё вперёд идёт, вперёд. На судьбу свою не ропщет, Да и милости не ждёт. Опирается на посох, Из груди и хрип, и свист. Силуэт, как знак вопроса, Над дорогою повис. Что ещё там дальше будет? Где найдёт она ночлег? Но идёт на ощупь к людям Старый божий человек. Очень медленно ступая, Выражая боль и грусть, Ходит женщина слепая По твоим дорогам, Русь.

МОЯ ЗЕМЛЯ Вишнёвый садик на пригорке, Куда не глянешь - степь кругом. Меня полынный запах горький Опять позвал в отцовский дом. Сидит, как сторож, красный кочет На покосившемся плетне. Сказать пришельцу будто хочет: «А ну, покаж документ мне!» Как всё здесь дорого и мило. Речушка, тропы за селом. Над речкой плачущая ива Напоминает о былом. Мне с детских лет здесь всё знакомо: Соседский дом, зелёный сад... И дед на лавочке у дома Всё также курит самосад. Здесь и его земля родная. Сродни, выходит, он и мне. О чём дед думает, не знаю, Но знаю, что не о войне. Ведь не родня мы с ним по крови, Хоть и живём в одном селе. Мы с одинаковой любовью К своей относимся земле.

УПАСИ ТЕБЯ БОГ Упаси тебя Бог от любого недуга, От коварства души, от услуг сатаны, От измены друзьям, от предательства друга, От гордыни своей, от неверной жены. Упаси тебя Бог от брезгливого взгляда, От соблазнов дурных, от нежданной беды, От несчастной любви, от смертельного яда. Упаси тебя Бог от огня и воды. Если есть у тебя своё верное кредо, Ты по миру его, как свой крест, пронеси. Упаси тебя Бог самого себя предать. Нищих духом хватало всегда на Руси.

ЗИМНЕЕ НАСТРОЕНИЕ Зима. Кубанские просторы Ушли в незыблемый покой. Лес обнажился. Дремлют горы. Спит дуб корявый над рекой. Холодный воздух над полями Сковал гектары зеленей. Они своими хрусталями Души не радуют моей. Я сам себе кажусь оглохшим, Совсем бесчувственным стою, Как между будущим и прошлым, Один, у поля на краю. Ужель проснётся вновь природа, И в рост ударят зеленя?

Николай Тимохин Николай Тимохин - член Союза писателей России, Казахстан, Семипалатинск

*** Когда художник за мольберт садится

*** Зима рисует на стекле узоры. Трещит мороз. И холодом в лицо Мне дышит снова. Только знаю скоро Придёт весна: присяду на крыльцо И в неглубоких лужах отраженье Своё увижу. И пойму, что вдруг, Я стал взрослее, но без сожаленья, Веду отсчёт годам. Ведь всё вокруг Меняется, течёт и убегает Навстречу новому и красочному дню. А не о нём ли у костра мечтает Усталый путник, протянув к огню Ладони зябкие? И повидав просторы, Он много разных прошагал дорог. Но на стекле ажурные узоры, Что видел дома – в памяти сберёг.

И подбирает красок нужный тон, Он оживить знакомых хочет лица, Холста коснувшись, кистью. Чей-то дом Уже воздвигнут до небес широких. А вот ручей – струящийся у скал. Художник даже тайны звезд далёких По-своему однажды рисовал. Он, написав картину для потомков, Мгновенья нашей жизни сохранил. Без слов, сказав об этом – ясно, громко, Чтоб всем понятно было. Много сил, Терпения, труда и разных красок, Использовал тогда он для картины. Сюжеты брал из жизни, не из сказок. На это были у творца причины. … И мастер завершал своё творенье. Стоял я тихо за его спиной И думал, не скрывая восхищенья: «Какой же мир красивый и большой!»

*** Ты ко мне в открытое окно, Незаметно, вечером влетела Птицей счастья. Чем же вдруг оно Привлекло тебя? Я неумело Предложил присесть и выпить чаю, Зная, ко свиданью не готов. Ведь не так же девушек встречаютРастерялся. Не найду и слов Для приветствия. «Как вас зовут?» «Я сама к поэтам прилетаю. Называйте Маргаритою». И тут, Чувствую, совсем не понимаю Ничего! Лишь говорю: «Не Мастер Я. Пишу стихи, когда совсем На душе тоскливо. Если счастье Обошло вновь стороною. Не ко всем Благосклонна может быть удача…» Ты мне улыбнулась: «А теперь, У тебя все сложится иначе, Только в силы сам свои поверь». Вижу вдруг: а комната – пуста И окно немного приоткрыто. Ручка на столе и два листа Чистыми лежат. « Эй, Маргарита, Где Вы?». Улетела. Тишина… Шторками слегка играет ветер. Проводить теперь мне ночь без сна. Неужели я удачу встретил?

*** Как песня льётся новый день И балуется светом. Он грациозней, как олень, Несущийся вдаль. Где-то Я слышу музыку ветров, С шептанием берёз. Пусть ночь моя прошла без снов, Но этот день принёс Уверенность в себе. Придав Надежду на успех. Как повести не быть без глав, Так жизни – без утех. И утешенье для меня – Закат, восход, рассвет. А с новым наступленьем дня И грусти в сердце нет. Она прошла сама собой, Лишь снова вижу я: Олень красиво за мечтой Бежит, вперёд меня.

Нина Лысенко (Жукова) село Новакамала Моей маме Жуковой Варваре Прокопьевне

…Вроде и солнце светит, но не то оно уже, и земля, и небо, и трава, и цветы, и птицы, и люди и всё не то, …не то, а может, да, скорее всего, не та я уже теперь. Конечно не та… Прошло уже пол века с тех пор как я появилась на свет. Тогда ещё всё по-другому было…

Тогда всё по-другому было Утро в полном разгаре, морозное, туманное, скрипит под ногами снег. Рано, до восхода солнца управившись с делами по дому, с хозяйством Варвара спешит на работу – в деревне подтоварник, где женские руки лопатят, спасают зерно. Долгая зима впереди, а до весны его сохранить надо, чтобы «не загорелось», и чтобы было, что сеять весной и получить новый урожай. С песнями, шутками, прибаутками справляются женщины с делами. За разговорами и с песнями вроде и время пролетает быстрее. Дождавшись обеда, кто как устраиваются на отдых, хоть немного передохнуть, перекусить и с новыми силами приблизить конец рабочего дня и домой – к детям, к семье, к мужу. А Варвара, на ходу завязывая полушалок, застегнув телогрейку, наспех бросает: «Бабоньки, домой сбегаю, на детей посмотрю, одни они у меня, на душе что-то не ладно, кабы, что не случилось.» Каких-то лет семь назад она с мужем и маленькой дочуркой приехала в эту деревню с севера, решив уехать оттуда навсегда. В те годы сложно было с детьми на севере - цинга и разные хвори, вот и уехали. Здесь, в сибирской глуши, в деревне, куда когда-то ссылали на каторгу, никого родных у Вари с мужем не было. Некому было помочь за детьми присмотреть, да и в садик малых не брали. Вот и приходилось детей одних оставлять. Не замыкали. Это на случай, если что, чтобы могли выбежать из дома. А хозяин, муж Варвары - Иван был ненадёжный, часто употреблял крепкое, расслабляющее зелье. Но был предан работе. С утра, надев приготовленную, всеуспевающей женой чисто выстиранную и отглаженную 13

рубашку, пиджак не спеша шёл на свою работу, переложив всю ответственность за детей и прочие домашние хлопоты на покорную и верную жену она обязана всё успеть… Ноги несли её по тысячу раз исхоженной тропке молниеносно быстро. Почему-то ныло и щемило сердце, как будто ждало чего-то. Тревожно было и мысли непонятные в голову лезли. Бегом, успеть на детей посмотреть и опять на подтоварник. Зима в полном разгаре, дом большой, где жила семья, окна надёжно законопачены двойными рамами, чтобы тепло было, и вьюжная зима не доставала своими морозами и узорами на стекле. И всё же сквозь вакуум между рам до Вариного сознания, до Вариных ушей донёсся истошный крик, плач и что-то ещё. Не помня себя, спотыкаясь от страха - что там?! - забежала она в дом, а там… Не оставишь ведь детей в мороз в нетопленной хате. Натопила печь спозаранку, сварила еду на день детям - шестеро уже их было, и работала то потому, что их кормить надо было, и одевать, и жить как то. Печь большая была, открытая, без козырька и большая лежанка, в деревнях раньше делали, чтобы погреться можно было иногда. Вот там и согревались дети, играли, во что могли и столкнули двухлетнего сына на плиту раскалённую, упал он на неё, потом поднялся от боли опершись ручонками об неё же, встал на ножки и когда при помощи старших (а старшей было – то всего девять лет, а мне 4 года) освободился он от горячих оков плиты, уже обжаривши все части тела, волдырями покрылось оно всё. Самостоятельно мы пытались помочь ему как могли. И водой его

поливали, и пеленали, и давали что-то попить, но все прилагаемые нами усилия по заглаживанию вины не давали положительного результата. Помощь пришла потом. В деревне все про всё быстро узнавали, судача у колодца, бабы сообщили куму, который знал, что делать в таких случаях, что горе у Вари – сын обжёгся. Принёс он ей чудодейственную мазь, изготовленную из гусиного жира, и велел мазать парнишку, сказал – точно поможет. И помогла эта мазь. Не раз приходилось маме ещё просить кума об услуге, ведь большие участки на теле были обожжены. Со временем волдыри лопались, а кожу , помню, обрезали ножницами, заживляли ранки… И теперь, спустя уже много, много лет остались следы на теле, белые пятна, молодой, вновь появившейся после этого несчастного случая коже. Какой-то он у нас невезучий, или наоборот, везучий по жизни. Рассказывала мама, что когда он был ещё младенцем, случился в деревне пожар. С испуга, от страха, не помня как, бросилась она к нему, взяла его за головку, прижала к себе и пеленать стала. И на том месте, где она с испуга взялась за него, родимое пятно появилось и до сих пор оно у него осталось. Вот и не верь после этого во всякие разности. Многое ещё случалось с ним в жизни. А жизнь у нас складывалась поразному, и многое в ней было. Интересно устроена человеческая память. То, что было вчера, мы можем не помнить. А вот некоторые картинки детства встают перед глазами, как будто это было вот только что. … Да, ещё люблю я, когда мама может долго и много рассказывать о пережитом, и в теперешнем сознании за одну секунду промелькнёт вся прожитая жизнь, сложившаяся для всех нас, для каждого по-своему… Совсем не думая о том, что не одна я в семье, что кроме меня ещё есть у нас дети и младше меня, и старше бежала я бегом за родителями, заливаясь слезами от обиды - почему они уходят, почему бросают меня, не хотят с собой взять. Куда они, а вдруг не вернутся, я с ними хочу. И страх какойто обуял меня, и обида. Они уходят, отправляют меня домой, а я бегу за ними и плачу, плачу… Лето, солнце ярко светит. Обливаясь слезами, всхлипывая, вся опухшая от слёз осталась я сидеть на «Зайцевой горе», обиженная, несчастная. Было 14

мне тогда лет пять, и жили мы уже ни в деревне, а в посёлке, где жизнь была более цевильнее железная дорога там уже есть, дома строились, центральная усадьба была, сельский совет – управа местная и жизнь по тем временам кипела. А в деревне остались уже появившиеся друзья родителей, знакомые, какие-то дела. Работали в совхозе не всю неделю, были уже выходные вот и решили родители сходить в деревню, поросят купить. Детей решили с собой не брать, оставили дома, пошли пешком одни – дорога не близкая, километров пять будет. И не понятно мне было – почему бы меня в гости не взять?! Немного посидев, отдохнув от бега и плача на злосчастной «Зайцевой горе» - Зайцевы жили на той горе тогда и поэтому её так называли, вернулась я домой. Хотелось, чтобы быстрее прошёл день, быстрее пришли домой родители. Хотелось сделать для них что-нибудь приятное. А почему бы не навести порядок. Вылили с братьями на пол ведро воды, чтобы хорошо его помыть, во всех уголках, как это делала мама, как могли повытирали. Что ещё делали - не помню, но отчётливо всплывает в памяти момент возвращения домой родителей. То ли в местном сельпо, то ли в деревенском магазине накупили они нам игрушек, дороже которых, кажется, ничего в тот момент да и вообще в жизни не было: яркие грузовики на резиновых колёсах, с железными кузовами, резиновые куклы, петушки – незабываемое на всю жизнь ощущение радости! Как мы их берегли, как с ними играли! Вся обида на родителей прошла, всё заглушила радость от такого количества игрушек – ведь до этого у нас были только самодельные, деревянные и не только игрушки, но и детская коляска была деревянная и на деревянных колёсиках, как сейчас помню её, и именно в ней выросли все мы…

Юрий Розовский г. Братск Юрий Розовский - поэт, прозаик, член Союза писателей России, лауреат многих литературных конкурсов.

УЛИТКА Ножку выставив, улитка Отдыхает на крыльце. И довольная улыбка На улиткином лице, Потому что у улитки Дом её всегда с собой, Начиная от калитки И до дыма над трубой. Потому что к ней подружка Забежать вот-вот должна – Вон уже её ракушка, За травинками, видна. Потому что солнце светит И порхают мотыльки, Потому что есть на свете Распрекрасные деньки. И в один из них улитка Отдыхает на крыльце. И довольная улыбка На улиткином лице.

Вверх по фантику бегал и вниз. От дыханья собачьего таял, Под обёрткой, конфетный ирис. Фантик стал темноватым, по цвету, И, вообще, был немного помят. Только Юрка не кушал конфету, Потому что друзей не едят! ДУНЯ Дуня маме помогала, Пол на кухне подметала. Только это так не просто, Веник выше Дуни ростом. Дуня взрослой быть хотела, Упиралась и пыхтела, Пот по лобику лила, Но старательно мела: Под столом, под табуреткой, Под упавшею салфеткой, Под духовкой с пирогами И у мамы под ногами… Дуне нравится трудится. Мама может ей гордиться! ГЕНЕРАЛ Полощутся пластмассовые флаги И трубы оловянные ревут. Фрегаты, из линованной бумаги, Стреляя, прямо по полу плывут. Грохочут пластилиновые танки, Летает самолётик из стекла. Но крепость, из пустой консервной банки, От них укрыта ножкою стола. Хитёр противник и стреляет метко И может воевать хоть до утра. Но храбро пробирается разведка Сквозь заросли пушистого ковра. Расставив артиллерию на книжках И рядом штаб, со знаменем на нём, Сам генерал, в коротеньких штанишках, Елозил на коленях под огнём. Ещё немного и придёт победа, Противник еле бьётся у стола. Но время докатилось до обеда, И мама генерала позвала.

ТУЗИК Вдоль по улице шёл карапузик, Юрка – маленький мальчик такой, И конфету, с названием «Тузик», Он по фантику гладил рукой. Голубиная стая слетелась И смотрела на мир свысока. Юрке очень конфету хотелось, Но сильнее хотелось щенка. Только мама сказала, что «рано», Папа тоже «не надо» сказал. А, по фантику прыгая рьяно, Тузик мальчику палец лизал. Он носился и весело лаял,

Там её ждали другие мышата, И первоклассники и дошколята. Старшие младших учили читать, Синий букварь позволяли листать. В нём к каждой букве имелась картинка: К буковке «А», например, апельсинка, К буковке «Б» бутерброд с колбасой, «В» - виноград, «З» - зайчишка косой. Хочешь читай, хочешь просто смотри. Так доходили до буковки «И». Буковке «К» соответствовал КОТ!!! Кошек боится мышиный народ. Только завидев картинку кота, С визгом неслась по домам мелкота.

ДРУЖОК Он ещё не взрослый пёс, Но серьёзный – что ты! Папа мне его принёс, Возвратясь с работы. Опустив на пол, из рук, Рыженький комочек, Он сказал: - Держи мой друг, Вот тебе дружочек. Встал дружок и заморгал Парой чёрных бусин, Тявкнув, жутко напугал Тапочек бабусин. Нос потрогав языком, Лапкой стукнув об пол, Прямо к блюдцу с молоком Мой дружок протопал. Всех он очень насмешил Статью неуклюжей, И знакомство завершил, С нами, первой лужей.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ День рожденья у котёнка Праздник, что ни говори. Мама кошка, для ребёнка, Прикатила целых три Мягких шерстяных клубочка, У хозяйки их полно. Смотрит мама на сыночка И, наверно, ей смешно Наблюдать, как тот катает Непослушные клубки. Нитка лапки обвивает, В пряже вязнут коготки. Обмотало карапуза, От усов и до хвоста. Бац! И шлёпнулась на пузо Эта копия кота.

ОБИДА Несчастье у Марусеньки! Бедняжка слёзы льёт Рябиновые бусики, На шее у неё, Дрожат от огорчения, Как красные драже. Песочного печения Ей не слепить уже. Пластмассовая формочка Была, но больше нет. А всё соседский Вовочка. Его велосипед Проехал по песочнице И, будто бы рукой, Всё смёл. И плакать хочется От дерзости такой. Рыдают куклы бедные, Обиды не снесли. Ах, лучше б Вовки вредные В капусте не росли!

ВОПРОС Мама плакала от лука. Я подумал, ничего, Если он такая злюка, Я за это съем его. От меня ему, уж точно, Никуда не убежать. Съем его – «ням-ням» и точка! Будет знать, как обижать Маму лук вот этот самый! Только вот что не пойму? «Кашу ешь» – твердят – «за маму». А её-то почему?

ПРО МЫШЕК Мышка малышка – большая плутишка. Серое мышка надела пальтишко, Дверь приоткрыла в мышиной норе, И ускользнула играть во дворе.

КАПИТАН Когда я выросту большой, Я стану капитаном. Быть капитаном хорошо, Ходить по океанам На всевозможных кораблях. Пока же подрастаю, Я на весенних, на ручьях, Кораблики пускаю, Ненастоящие пока, Из щепки неказистой. Бежит, бежит ручей-река, Плывёт кораблик быстро. Я за корабликом бегу. А как же вы хотели? Застрянет он, я помогу, Сниму беднягу с мели. А кто заторы разберёт? Торосы кто разрушит? В воде кораблик мой плывёт, А я бегу по суше. Вот-вот конец придёт ручью, Большая лужа вскоре. Я лужу солью посолю И это будет море.

ГНОМИКИ В лесу росли два домика, Похожи на грибки. И жили в них два гномика – Большие шутники! Такие хохотунчики, Ну просто «Ох!» и «Ах!» Все столики и стульчики Смеялись в их домах. Когда резвились гномики, От хохота визжа, Смеялись даже домики, Окошками дрожа. И их многоголосица Так заразила всех, Что до сих пор доносится Из леса звонкий смех! ДОЧКИ, МАТЕРИ Наташу и Дашу в колясках катали Их мамы, и мило о чём-то болтали: О моде, о жизни своей, о погоде, И даже чуть-чуть о соседском Володе, О прочих мамашах, о ценах на жвачку, О том кто какую завёл бы собачку. О чём-то шептали друг другу на ушки, Ведь мамы Наташи и Даши – подружки. А дочки их рядом в колясках сидели И нежно на мам своих милых глядели. – Какие же мамы большие у нас! Не зря же их приняли в первый «А» класс – Сказала восторженно кукла Наташа – Конечно! – поддакнула ей кукла Даша.

ЁЖИК – ПРОСТУДА Ёжик по горлу гулял моему. Было уютно, как в норке, ему. Ёжик колючки убрать не успел. Мама сказала, что я заболел. Мама дала мне малину и мёд. Ёжик, с тех пор, у меня не живёт. ЖАРА Носорог сказал: «Жара!» «Да, жара!» - сказал жираф Бегемот сказал лишь: «Ух!» И, с разбегу, в реку плюх.

В ЗООПАРКЕ В Зоопарке день погожий. Солнца диск вверху повис. И жираф пятнистокожий Из вольера смотрит вниз. Все жирафовы соседи У жирафа на виду: Слева белые медведи Бултыхаются в пруду. Справа лев золотогривый – Повелитель жарких стран, А за ним живёт спесивый Очень вредный павиан. Он скандалит откровенно, Может быть из-за того, Что соседская гиена Злобно смотрит на него. Звери лезут глубже в клетки. День сегодня так горяч. Но, зато зверята-детки На жаре гоняют мяч. То, что шубка жарковата, Не помеха для потех. Кувыркаются зверята,

ЧАСЫ С КУКУШКАМИ На столе, с какао, кружка, На стене часы спешат. В них сейчас живёт кукушка, И выводит кукушат.* Подрастут кукушки дети, Где же всех их разместить? Что ж, придётся мне в буфете Много дырочек сверлить. Мама им наварит каши, Я кормить их стану сам. А потом, соседи наши, Разберут их по часам. У соседей станут сами Кукушата куковать. И с кукушкою часами Дом наш будут называть. * часовые кукушки – хорошие мамы

Вызывая общий смех. Дети хлопают в ладони, Их любуясь суетой. И бегут к тележке, пони Запряжён в тележке той. Он, ленивою трусцою, Ребятишек в путь повёз. Пыль, цветочною пыльцою, Вверх летит из под колёс. Мимо движутся вольеры. На колёсах путь быстрей. Маши, Вани, Коли, Леры Загляделись на зверей. Зебры выгнулись вопросом, Старый тигр приподнял бровь. Серый слон, огромным носом, Отправляет в рот морковь. Вон вольер для носорога, Рядом горные козлы. Да и птиц довольно много: Грифы, страусы, орлы. Мишка ветку обнимает Крепко, чтобы не упасть. Бегемот вовсю зевает, Широко разинув пасть. Две мартышки льнут друг к другу, Словно в баночке драже. Пони бегает по кругу. Круг закончился уже. Сходят грустно ребятишки. Их мордашки так милы. И кричат: – Пока, мартышки! До свидания, орлы! Мы сюда вернёмся снова, Мы ещё придём не раз. Эй, жирафа! Будь здорова! Не скучай пока без нас.

«Земляника»! Как вкусно такие слова говорить! Да просто смотреть на обёртки приятно. Названия сладкие тают во рту. Когда подрасту я, вполне вероятно, Пойду продавать эту всю красоту. Тогда уже мне никогда не придётся Реветь, объясняя чего я хочу. Тогда, если мама на миг отвернётся, Я целый кусок «Эскимо» проглочу. Нет, лучше профессии просто не встретить. А вы говорите артистом, врачом. Кем стану, когда подрасту я? Ответить Не сможет никто, никогда, нипочём. ХАВРОШЕЧКИ Ни капельки – ни крошечки, Ни крошечки – ни капельки. Сидели три Хаврошечки И кушали три вафельки. Пришла ещё Хаврошечка И тоже съела вафельку. Но раскрошила крошечьку И расплескала капельку. БУКЕТ У мамы на платочке Цветочки-ноготочки. У папы на рубашке Вовсю цветут ромашки. И у сестрёнки Лилии На платьице три лилии. А у меня на майке Две бабочки на маке. И во дворе кричат нам вслед: – Привет, букет! Привет! Привет!

КЕМ СТАНУ? Кем стану когда подросту я? Ответить Не сможет никто, никогда, нипочём. Поскольку желают быть прочие дети: Кто лётчиком, кто знаменитым врачом Хотят в манекенщицы Катя и Оля, А рыжий Валерка летать до Луны. Желает артистом стать маленький Толя, А Борька-сосед президентом страны. Нет, мне непонятны желания эти! Желают какую-то там ерунду. Но это естественно – дети есть дети. Да ну их! Я с мамой сегодня иду Гулять в парке Отдыха. Там веселее, Чем в самом весёлом, но взрослом краю. А самое главное – там, по аллее, Мороженщик катит тележку свою. Взлетают пичуги от звонкого крика, Чтоб в небе над белой тележкой кружить. «Пломбир», «Эскимо», «Крем-брюле»,

КРОКОДИЛ И МАМА Крокодил рыдал у Нила, Ему мама не звонила, Не звала его на ужин. – Видно маме я не нужен. Грустно думал крокодил. Телефон и зазвонил. Крокодил ответил: – Да!? И услышал: – Вот беда! Телефон был перегружен. Приходи, сынок, на ужин.

Надежда Омелко Надежда Омелко – красноярская поэтесса, участник краевого литературного объединения «Диалог», основанного Аидой Фёдоровой. Известна, как автор стихов для детей (издано несколько книг, в том числе по инициативе парка флоры и фауны «Роев ручей»), и как редактор-составитель альманаха «Часовенка». Кроме того, ею подготовлено более двадцати книг друзей-поэтов, в том числе книга «Горланят над Россией петухи» – о художнике, поэте, археологе, исследователе В.Ф. Капелько, которая издана в 2012 году при поддержке государственной грантовой программы

«Книжное Красноярье». *** Всё прозрачнее взгляд, Всё сутулей спина. То скажу невпопад, То замру у окна – Засмотрюсь на синиц. Вся в делах день-деньской. Кто-то с дальних божниц Наблюдает за мной. Не затем, чтоб сберечь, Оградить и помочь. Не обещано встреч. Смотрит день, смотрит ночь. И неважно ему Всё, чем я дорожу. Это сердцем пойму И устало скажу, Что неважно и мне, Кто Он? Смотрит зачем? Не решит Он извне Ни одной из проблем. Не зажжёт очага, Не поддержит огонь. С Ним, что жизнь нелегка, Лучше тему не тронь. Что Ему этот вздох Из окраин Руси?.. Ни о чём тебя, Бог, Я не стану просить. Всё на плечи свои, Зубы стиснув, принять И сквозь жизнь пронести Может мать. Только мать. СЫН Трещит по швам, что смётано непрочно. Зияют дыры, пожирая дни. Обманно всё, безумно и порочно – Пора давно признать, как не тяни. Ещё пытаюсь, отхлебнув водицы, Наивно не заметить, что вокруг Уже легла незримая граница. В общении – прозрение, испуг. Сложилось так, что становясь чужими, Я всё вязала нити в узелки, Ещё надеясь дорогое имя Не упустить, не разжимать руки.

Движением ума, многотерпеньем Беды не превозмочь, не погасить. И даже если встану на колени – Уже не знаю, Бог, о чём просить… Потерян сын. Чужой и равнодушный. Давно нет сил прощать и понимать. А в море слёз уж не осталось суши, Куда б могла поставить ногу мать… Настал предел. Невыносима ноша. Водой в песок уходит доброта. А был сынок, сыночек мой хороший… Взамен уныло смотрит пустота. *** Никто не вернулся доселе оттуда, Хоть каждому хочется этого чуда. Отмаявшись век, нахлебавшись досыта, Нам всё-таки жаль этой жизни разбитой. Мечтаем вернуться… Чтоб мучиться снова? Сюда, где судьба обошлась так сурово? Бедой испытала, болезнью, потерей И наглухо запертой сказочной дверью. Тут деньги звенели лишь медью в карманах. Зачем? Приумножить душевные раны? Здесь в щели забилась печаль, да поглубже. А ты никому, кроме мамы, не нужен… Но, мама ведь там. И увидеться с нею На тёплой Земле я уже не сумею – Под ласковым Солнцем, что светит беспечно, Где дети не знают понятия «вечность», Где ветер гуляет по кронам зелёным, Где птиц голоса и церковные звоны… Двоякие мысли бессонно тревожат. А может, и лучше там? Может быть… Может. Не спросят согласия. Холодом в спину. И я этот мир обречённо покину. Вот только надежда с упрямою верой Сыновней любви жаждут полную меру. … Когда подойдёт он к такому порогу И встретит усталого мудрого Бога, Пусть спросит его, ожидая упрямо: - А можно с моей мне увидеться мамой?..

*** Я молодость растратила не всю, Хотя уже не столь абстрактна старость. Но молодость во мне ещё осталась, И на крючок нескоро карасю! Рационально жить не по нутру. Звоню по пустякам в такие дали!.. Ещё иду туда, куда не звали. Не с вечера мудра, лишь поутру. Ошибки делать кто мне запретит? Мол, ни к чему высказываться резко, Хитрее надо быть, мудрее. Дескать, Наивности мир этот не простит. А я в мороз рисую на окне Холодного, дрожащего трамвая, Снегурочкой девчонку называю, И вслед она украдкой машет мне.

Дай мне Бог не пожалеть рубля, Коль услышу снова этот запах. Пахнет черемшой Сибирь моя И колбой, коль чуточку на Запад! О, МАНА! Если б по Мане, да с мощным магнитом – Многое люди смогли бы найти там: Тысячу восемь ножей, триста ложек, Семьдесят девять стальных поварёшек. Сто тридцать два топора, три ножовки С манского дна вы достанете ловко! Вёдер штук сорок, сто пять котелков, Гвозди и скобы – особый улов! Двести фонариков, три самовара, Струны одной семиструнной гитары, «ФЭДов» – семнадцать, «Зенитов» – четыре, Сто девяносто ключей от квартиры, Десять транзисторов, кружек сто двадцать, Пару часов и уключин тринадцать! Банку тушёнки, две банки сгущёнки, Шпильки-заколки какой-то девчонки! Мисок четыреста, сорок пять вилок… Лишь не достать вам стеклянных бутылок! Их там лежит – миллион восемнадцать! В этом не стоит, друзья, сомневаться. Знаю я точно! А тот, кто не верит, Пусть по реке проплывёт и проверит!

РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ Дороги свежая щебёнка. Ворота в землю – насыпь выше. Отцом сработаны. Девчонкой Была я ростом их пониже. И вот стою, глотая слёзы, Гляжу поверх на двор заросший, На чистотел, на пень берёзы… И не могу взглянуть попроще На дома ставни голубые, На дверь, уложенную косо, Где папа с мамой молодые, Где есть на почте знак вопроса. Под крышей дверца на вертушке, А там, за нею, детство наше. Как жаль, что уж никто «Надюша, Как ты живёшь?» здесь мне не скажет. Снести бы, брат… Сажать картошку, Чтоб сердце так вот не болело. Пора уйти. Ещё немножко. Душа моя здесь поседела…

*** Вы позвонили ночью… За что такая честь?! «Срок годности» просрочен И комплексов не счесть. Все кошки ночью серы, Все мысли в неглиже… Но не осталось веры В скептической душе... Ведь Вы ко мне… за словом? Да, я смогу помочь. Ну, что ж, звоните снова. И ничего, что ночь…

САД КАМНЕЙ Мудро всё в саду камней: Вечность жизни, краткость дней… Здесь от суеты в сторонке – Слёз печаль и смех ребёнка…

*** Она была скромна и неприступна: Хоть принц не на коне – но чтоб любовь!.. А он считал, что жить вот так – преступно, И нёс свою симпатию ей вновь! Она твердила: это невозможно, Ведь есть жена, к тому же честь и долг. А он шутил весьма неосторожно, Ходил кругами, как голодный волк! Она грустила, что бельё простое, И зубы надо срочно подлечить… А он считал, что всё это – пустое, Что надо чуточку попроще жить. Симпатия и нелюбовь боролись, Словесный продолжая марафон. Она давила на мужскую совесть, На «время лечит» полагался он.

ЧЕРЕМША В Красноярске пахнет черемшой! И колбой несёт за Мариинском! Впрочем, нет тут разницы большой, Ведь тайга и там, и здесь так близко. С рюкзаками прёт бывалый люд В анти-клещевой экипировке. Черемшу среди весенних блюд Я люблю отведать со сноровкой! К ней всего-то нужно: хлеб да соль, Можно без стола и без комфорта. Отступает с ней зубная боль И другие беды, знаю твёрдо.

А время? Время медленно лечило, Свою черту жестоко подводя: Был одинок женатый тот мужчина, И одинокой оставалась я.

И все вот так… Пила – она умеет Так искорёжить лес, так искромсать, Что посмотреть на раны я не смею, По-русски поминая чью-то мать… И только тополь на проспектах людных Среди машин, асфальта, проводов Способен снова в этой жизни трудной Вдруг расцвести. Смотрите, я каков! Из пня-обрубка вверх он тянет ветки, И вот уже не тополь, а букет! Не стыдно рядом розоветь ранетке, Признания в любви храня секрет!..

*** Живёт она, как неживая. Но всем, кто рядом, повезло: Готовит, стряпает, стирает. И юмор есть судьбе назло! Любое дело ей по силам – Хоть молотком, хоть вышивать. И многие её красивой Могли бы иногда назвать! Поможет, спросит и рассудит – На всё есть мнение своё. А если в душу лезут люди, Загнёт сильней, чем «ё-моё»! Не ждёт, не верит и не просит, Хотя порой у горла ком. И круглый год на сердце осень У этой «Девушки с веслом»…

*** Несложно стало притворяться: Вскипая, молча улыбаться, И там, где нужно выдать «нет», Кивать с согласием в ответ, Бывать, где мне неинтересно, Забыть слова любимой песни, Жить без мечты и редко плакать. И ничего не ставить на кон. Лишь, позвонив полночно другу, Ещё возможен смех сквозь вьюгу, Ещё возможен плач и крик На бесконечно краткий миг. Мой мир бессовестно затерян, Лишь другу открываю двери, Лишь друг поймёт меня, навзрыд И обругает, и простит…

О НЁМ Ты боишься её, как огня, А признался, что любишь меня. Ты боишься дождя и звонков, Заплутал в эхе сказанных слов. Взглядов дня, любопытных, чужих Ты боишься, мечту затаив. Но во всём обвиняешь меня, Лишь себя не винил ты ни дня. Не согласен с собой и судьбой, Свой покой растревожил и мой. А любовь уж давно не видна За стаканом хмельного вина.

*** Я никому не завидую И догонять не хочу. Не принимаю с обидою Чужую удачу. Молчу, Коль вижу игру в конкуренцию, Мне скучно. А может, смешно. И горечью глупою женскою Страдать мне, увы, не дано. Мой внутренний мир и порядочность В согласии с ясным умом. Я чувствую самодостаточность, Мне зависти грех не знаком.

*** Я воду пила из колодца – В ней плавало лёгкое солнце, За губы меня задевая, Кристаллики пота смывая. Я ела лесную малину И видела клин журавлиный. По радио космос ловила, Пусть горько, но всё же любила. Умела придумывать сказки. Мне жить удавалось без маски. Я часто смеялась и пела. Исчезло всё это. Сгорело… Живу, как в доспехах железных, Стучаться ко мне бесполезно. Лишь солнце не верит в запреты, Но щурюсь от яркого света…

СЧАСТЬЕ Не снималась я в кино, Как звезда телеэкрана. Не спускалась я на дно Мирового океана. Не взошла на Эверест, Даже мимо не летела. Есть на свете семь чудес – Я на них не поглядела. Но, завидуйте мне все! Я по счастью – чемпионка: Видела во всей красе И погладила тигрёнка!

ТОПОЛЬ Сруби берёзу – изойдёт слезами, Обрубком станет, годным на дрова. Ель без вершины, глянешь – в сердце камень, Одно названье, что ещё жива.

Сергей Прохоров *** Отжат, как сок лимона В стакан, остаток силы… Не образ, а икона На холмике могилы. Отжат, до корки выжат Души нарыв кровавый. И не восстать, не выжить Из фиговой оправы. ПОЭТУ СВИНЦОВОГО ВЕКА Увы, ни в одном – в ста лицах Он видел свою судьбу. В провинциях и в столицах Родимую голытьбу. Прохоров Сергей Тимофеевич - член Международной Федерации русскоязычных писателей, автор 10 книг стихов и прозы. Основал и с 2006 года издаёт литературно-художественный и публицистический журнал «Истоки», который уже шагнул за пределы края, страны. Сегодня у «Истоков» есть свой читатель в «Белоруссии, Украине, Молдавии, Финляндии, Германии, Казахстане, Америке… За вклад в русскую словесность, национальную культуру награждён орденом «Культурное наследие» Живет в сибирском таежном поселке Нижний Ингаш.

В запущенный двор стучался, Парадные не обходил. С судьбою не повстречался, А, просто, в неё угодил. Судьба, как судьба – злодейка, Всё в ней уже предрешено… -А ну-ка, бармен, налей-ка! Как сладко судьбы вино! *** Наяву или мне снится: В дом ко мне Христос вошёл. То ли в пол башкой мне биться, То ли накрывать на стол? *** Куда девать химеру? Припёрлась, визави!.. Всё вовремя и в меру – Таков закон любви. Желания и страсти Сгорают, как свеча. Ты говоришь мне: «Здрасте!», Я говорю: «Прощай!». И губ твоих усталость, Как скисшее вино, И взгляд твой запоздалый Не манят уж давно. 1 сентября.2011

ЗДРАВСТВУЙ, МАЭСТРО СЕНТЯБРЬ! Будто цветными сетями Спутана зелень лесов. Здравствуй, маэстро Сентябрь, Глав. дирижер туесов!

ДОМИК У РЕКИ

Виктору Астафьеву

Прибывает в мае Каждый год всегда В тихой речке Мане Вешняя вода, Омывая робко, Намывая ил, Где прибрежной тропкой Мастер проходил.

По золотистому шёлку Тропок лесных коленкор. Кузовков и кошелок Неподражаемый хор.

В жизни было всяко: Радость и война… Срублен дом в Овсянке Ладный, в три окна. И крыльцо, и сенцы, И дымок в трубе Затесью на сердце, Затесью в судьбе.

Эхом раскатисто-дальним Тонут в листве голоса, Чудом наполняв вокальным Души и туеса. Золото трав разгребая, Словно в костре угольки, Будут всю зиму грибами Потчевать нас грибники.

На реке, на Мане Синяя вода. Что же всех нас манит Именно сюда? В этот неприметный Домик у реки В закуток заветный – Храм души и скит.

3 сентября2011

*** Ко мне пришел сосед Занять полмиллиона И смотрит удивлённо, Что я той встрече рад.

Здесь когда-то Мастер Жил, дышал, творил, Здесь когда-то: «Здрасте!» Всем нам говорил… Прибывает в мае Каждый год всегда В тихой речке Мане Вешняя вода.

Ведь знает, денег нет – Догадливый, смышленый, И, бьюсь я об заклад – Он тоже встрече рад. Сидим цедим чаёк, Судачим о погоде, О том, о чём в народе Сегодня говорят.

4 декабря 2012

И, вроде, невдомёк, Что хорошо всё, вроде, Хотя леса горят, Хотя в цене карат. А денег нет, как нет… Ушёл домой сосед, Прощаясь, умилённо Без полумиллиона. Июль 2011 г.

Владимир Корнилов ПИСЬМО В ТОРОНТО Кондратьевой Миладе Добрый день, Голубушка Милада! Где же затерялись Вы совсем? ... А у нас осенняя прохлада – Льют дожди и весь июль плюс семь... Не сулит нам и метеосводка В августе ни солнца, ни тепла: Жаркая июньская погодка, Видно, выжгла солнышко дотла. …Неуютно, моросно и зябко. Душу продувают сквозняки. Загрустила о стихах тетрадка – Часто с ней мечтал я у реки. …А сейчас не пишется ни строчки, – Хоть у Бога нет плохих погод, – Но души зеленые листочки Рано пожелтели в этот год. И душа, тоскуя о привете, – Будучи отзывчивой сама, – Слыша о канадском тёплом лете, Ждет от Вас, Голубушка, письма.

Корнилов Владимир Васильевич - Лауреат Международного поэтического конкурса «Звезда полей 2010» имени русского национального поэта Николая Рубцова, Лауреат Второго и Четвертого Международных Фестивалей славянской литературы и культуры «Славянские традиции2010 и 2012» (в 2010 г. - награжден Почетными литературтными премиями им.Владимира Даля и Юрия Каплана, Дипломом Лауреата фестиваля. В 2012 г. – награжден Диплома Лауреата фестиваля в номинации «Драматургия», Дипломом победителя в конкурсе зрительских симпатий в номинации «Драматургия» - 2 место, Грамотой Крымской Академии за вклад в укрепление творческих и дружеских связей между литераторами Крыма и Сибири, а также Грамотой Союза писателей России), Лауреат IV Международного Слёта поющих поэтов «Зов Нимфея-2012» (награждён главной литературной премие – Гомеровской премией, Дипломом «Лучший автор» в номинации «Стихи о Родине и родном крае», Дипломом зрительских симпатий - II место), Дипломант Первых Международных литературных игр «Поэтический Олимп» - награждён дипломом Российской Академией литературной экспертизы им. В.Г. Белинского, Финалист-дипломант IV-го Международного конкурса детской и юношеской художественной литературы им. Алексея Николаевича Толстого в номинации «Драматургия» – за пьесу сказку в стихах «Новые приключения Колобка» (Москва, май 2012), Финалист IV Международного фестиваля литературы и искусства «Русский стиль-2012» в номинации «Проза» (Германия), Лауреат IX Межрегионального литературного фестиваля «Под небом рязанским»2012 в номинации «Стихи для детей». Автор 13 поэтических книг, 2-х книг для ребят младшего школьного возраста и одной книги прозы.

ОСЕНЬЮ Днём ещё тепло стоит, как летом, Солнце льёт на землю благодать. Но уже по собственным приметам Осень нам нетрудно угадать. Серебристы утренники стали. Вновь страда бессонницей в село. Стайки птиц повсюду сбились в стаи – До отлёта пробуют крыло. Воздух аж звенит от паутины. Женщины безумно хороши! Эти ежегодные картины – Трогательный праздник для души. Посмотри, как высветила осень Дальние отсюда берега! Сквозь её пронзительную просинь Подступила к берегу тайга. Всё в природе близко и знакомо, За версту дотянешься рукой До тайги, охваченной истомой, До звезды над утренней рекой. 24

Михаил Анищенко-Шелехметский Самарский поэт и прозаик скончался 24 ноября 2012 на 63-м году жизни. Помимо стихов и романов, он стал известен своим биографическим исследованием о жизни Вильяма Шекспира «Открылась бездна звезд полна». Он был членом Союза писателей России, лауреатом конкурса имени Островского, получил премию «НС». Первая книга стихов «Что за горами» вышла в 1979 году. После появились «Не ровен час» (1989), «Ласточкино поле» (1990), «Оберег» (2008) и другие. Поэт Евгений Евтушенко назвал Анищенко Венечкой Ерофеевым из Самары, а его стихи лучшим подарком российским читателям за последние 30 лет

ВХОДИТ МАТУШКА... Чтоб войти и поклониться, тихо скрипнет половица – в невесомости. Сердце сердцу откричало. Нет конца и нет начала поздней повести. Что за звуки? Что за лица? Плакать мне или молиться? Входит матушка. Руки пахнут чем-то пряным, позабытым, безымянным… - Где ты, лапушка? Хлопнут двери за порогом, вместе с дьяволом и богом входит батюшка. Руки пахнут давним лугом, подпоясанный испугом… - Где ты, лапушка? Конь заржёт у коновязи. Из тумана, как из казни, Входит дедушка. Руки пахнут, как напасти, весь разорванный на части… - Где ты, лапушка? Даль туманом полонится. Снова скрипнет половица. Входит бабушка. Руки пахнут Ленинградом, ожиданием и адом… - Где ты, лапушка? Пахнет порохом и сеном, и расколотым поленом, дымом космоса… То ли очи? То ли зенки? И стоят они у стенки,

Все без голоса… Я смотрю в худые лица, вот отец в окне клубится, тает бабушка. Что за муки? Что за повесть? То ли морок? То ли совесть? - Где ты, лапушка? ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ Враждебны ангелы и черти. Не помнит устье про исток. Из колбы жизни в колбу смерти Перетекает мой песок. Любовь и ненависть, и слезы, Мои объятья, чувства, речь, Моя жара, мои морозы Перетекают. Не сберечь. Сижу на пошлой вечеринке, Но вижу я, обречено, Как больно, в этой вот песчинке, Мой август падает на дно! Часы не ведают страданья, И каждый день, в любую ночь – Летят на дно мои свиданья, Стихи и проза… Не помочь. И трудно мне, с моей тоскою, Поверить в нечет, словно в чёт, Что кто-то властною рукою Часы, как мир, перевернет. И в стародавнем анимизме, Чтоб жить, любить и умирать, 25

Из колбы смерти в колбу жизни Песок посыплется опять.

Были дни бездонных сот, Наполняемых луною.. Я не знал, что через год Станешь ты чужой женою. И под музыку «Любе» Буду я шептать устало: “А” - упало, “Б” - пропало, Кто остался на трубе?..

Опять я буду плавать в маме, Крутить по комнате волчок… И станут ангелы чертями, И устье вспомнит про исток. ЮНОСТЬ В душе моей смеркается, Горит твоё кольцо. Надеюсь - примелькается Проклятое лицо.

КРУГИ Под глазами круги, словно адовы круги, Лукоморье пропало в моей бороде. Я один на земле. Все друзья и подруги Разошлись в темноте, как круги по воде.

Звучат слова бессвязные... Тона, полутона... Любови были разные, А мучает одна.

Двадцать лет темнота над родимой землею, Я, как дым из трубы, ещё пробую высь… Но кремнистый мой путь затянулся петлею, И звезда со звездою навек разошлись.

ГлупАя, сумасшедшая, Бегу за нею вслед. Кольцо на пальце светится, Как будто пальца нет.

Истощилось в писаньях духовное брашно, Я устал и остыл. Я лежу на печи. Умирать на земле мне почти и не страшно, Но весь ужас скрывается в этом «почти»…

И блеском тем заказана Дорога за тобой. Любови были разные, Но я живу одной.

СМЕРТЬ Я знаю: смерть не помнит зла Не причиняет людям боли. Она всю жизнь меня ждала, Как обезумевшая Сольвейг. Ждала под снегом, под дождем, Болела, мучилась, искала, Но в одиночестве своем Ни чем меня не попрекала. Ну что же, смерть, свечу задуй, Ликуй и радуйся на тризне, И подари мне поцелуй Длиннее всей прошедшей жизни.

И безрассудно верится У самого конца, Что это палец светится, И нет на нем кольца! СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ Возле речки, под «Любэ», И под чувственную вьюгу, Как в тетради «А» и «Б» Прижимались мы друг к другу. Шляпка, красное пальто, Плечи, руки и колени… Я шептал, не зная что, Словно дождик на сирени. «Милый, Господи! Молчи!», Но сердца вплотную бились. Больше глаз твои зрачки От восторга становились. Я шептал: «Глаза твои!.. Мне беду они пророчат!» «Ну и что, любимый? – и…” Только «И» - и многоточье. Это «И»! – как жар огня, Как надежда, боль и ярость… В этой букве жизнь моя Вся, до капли, умещалась!

СТРАНА Страна – отражение ада. Ликует в казне казнокрад. В Синоде сидит Торквемада, Кремлем заправляет Де Сад. Страна моя дружит с врагами, Беснуясь живет, и – крадя… «Не путайся, тварь, под ногами!» Скажу я, навек уходя. ТОСКА ПО ГОГОЛЮ Во власти Бога, весь во власти, Он, с озареньем на челе, Давил нечаянные страсти, Как тараканов на столе. 26

Он ждал какой-то доброй вести, И пил смирение до дна. Но мертвецы из «Страшной мести» Всегда стояли у окна.

А только звериная верность, Их мужество, честь и любовь. Сегодня над джунглями вечер. Я пью и тоскую на дне. Но Маугли, сын человечий, Зверей укрощает во мне.

Гремела цепь былых привычек, Не позволяя дальше жить. В его душе сидел язычник, И он не мог его убить.

СКАЗКА Ухожу от державного гнева. В темноте, за кленовым мостом, Надо сделать три шага налево, И три шага – направо потом.

А тот смотрел светло и юно, И Гоголь буйствовал, без сна, Ломая ребра Гамаюна, Сжимая горло Перуна.

Я впервые бегу из неволи, Разрываю постылую связь. Надо бросить расческу на поле, Чтоб лесами она поднялась.

Он сдал Царь-град и предал Трою, поджег Диканьку, не дыша. И роковому перекрою Подверглась русская душа

У Твери и у тихого Дона, Где казацких костей не собрать, Рассыпаю я зубы дракона, Чтобы выросла русская рать.

Он жил в аскезе и в запрете, И быстро высох, как тарань. Но даже в мутном Назарете, Была его Тьмутаракань.

В Севастополе и Краснодаре, Где поганое царство опять, Надо вилами в землю ударить, Чтобы прадедам веки поднять.

Жизнь становилась слишком узкой, Как сток для крови на ноже. Он говорил: «Какой же русский!..», Но ездил медленно уже.

Не спасет меня ярость и злоба, Не укроет сибирская ширь… Я ударю булавочку об пол Чтоб проснулся Сосна-богатырь.

Нелепый, согнутый вопросом, Он никого уже не звал. Лежал один. И длинным носом Почти до Бога доставал.

Проясняется небо над Нерлью, Расцветает сирень над крыльцом; Ударяется сокол о землю, И встает удалым молодцом.

МАУГЛИ Черемухи белая кипень, И детство в просторе святом, Где первым вышагивал Киплинг, А Ленин и Сталин – потом.

Надо верить в волшебную утку, И над пламенем стрелы калить; Надо дуть в тростниковую дудку, Чтоб хромых и кривых исцелить.

Ни Глобы покуда, ни Джуны, Но все-таки, ночью и днем, Индийские темные джунгли Шумят в огороде моем.

Я отныне стенаньям не внемлю, Я со свитков срываю печать. Надо соколом биться о землю, Надо русские сказки читать!

Свеча на окошке горела, Летели к свече мотыльки… И падал я, словно Акела, Во тьму обнажая клыки. И в сердце запала ни ярость, Ни даром пролитая кровь, 27

Николай Ерёмин Николай Ерёмин - член Союза российских писателей. Живет в г. Красноярске

ДЕТИ КАПИТАНА ГРАНТА

У председателя исполкома партии «Бедная Россия» Антона Семёновича Богатырёва была брутально-креативная внешность. Он походил одновременно на певца Льва Лещенко и его пародиста Евгения Винокура. Это сразу же заметили пришедшие на встречу представители общественных организаций «Союз писателей Сибири», «Союз художников Абаканска», «Союз архитекторов», «Союз композиторовпрофессионалов» и «Союз охраны кошек и собак». - Дорогие друзья мои! – обратился к ним Антон Семёнович. – Все вы в детстве, конечно же, читали роман великого французского писателя Жюля Верна «Дети капитана Гранта» И, конечно же, смотрели прекрасный одноимённый художественный фильм. Помните песню из него? Я вам напою: - Жил отважный капитан, Повидал он много стран И не раз он бороздил океан. Раз пятнадцать он тонул, Погибал среди акул, Но ни разу даже глазом не моргнул… Подхватывайте припев: - Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка – это флаг корабля. Капитан, капитан, подтянитесь! Только смелым покоряются моря. Поддержка что- то не ахти, но, я думаю, мы ещё с вами споёмся. Представители смущённо шушукались и заискивающе улыбались. Песню пионерских лет они знали, но слишком торжественной была обстановка встречи: трёхцветные флаги, охранники в чёрных костюмах и белоснежных рубашках, огромный полированный круглый стол, и перед каждым – ноутбук… - Хочу вам напомнить,- продолжил Антон Семёнович Богатырёв, - что дети капитана Гранта, совершив кругосветное путешествие в поисках отца, обогнув Африку и Америку, нашли всё-таки своего любимого, потерпевшего кораблекрушение отца Артура Гранта на необитаемом острове среди первобытной флоры и фауны и несметных сокровищ, нашли и обрели своё семейное счастье в благотворительной деятельности. То есть, они стали оказывать финансовую помощь нуждающимся юридическим и физическим лицам во всех странах мира, в виде так называемых Грантов, на

конкурсной основе, тому, кто беднее. Вот и дошла очередь до общественных союзов прекрасного нашего сибирского города Абаканска. Слава Богу, перестройка закончилась. Богатые стали богаче, а бедные беднее. Вся недвижимость приватизирована. Земля передаётся в частную собственность. И не секрет, что в этой непривычной ещё для нас постперестроечной обстановке общественные организации испытывают значительные финансовые трудности. Пять Грантов поручено мне делегировать вам, представителям союзов. В зависимости от тех нужд, которые вы испытываете, будет и размер Гранта. Так что я и два моих заместителя готовы выслушать вас и сделать соответствующие выводы. Давайте начнём и продолжим по часовой стрелке. С этого момента вы – участники конкурса. Представители общественных организаций заволновались. Всем, естественно, хотелось получить самый солидный Грант. - Уважаемый Антон Семёнович! – начал президент «Союза художников Абаканска» - Умоляю вас дать нам самый большой Грант! Художники бедствуют. Комитет муниципального имущества отбирает у них мастерские, выставляя их на торги, в которых никто не может принять участия, так как все неплатёжеспособны. Краски, холсты, рамы стоят бешеных денег, а обнищавшее население не в состоянии купить картину художника, произведение искусства, по достойной цене. За время моего президентства три члена Союза художников в знак протеста покончили с жизнью самоубийством, повесившись в отобранных мастерских. Так дальше продолжаться не может! Художники-ветераны, народные, заслуженные и начинающие нуждаются в срочной поддержке на законодательном уровне. Закон должен нас защитить! Или мы больше не нужны государству? А ведь без нас, без нашего творчества, погибнет культура России. Грант хоть на какое-то время оттянет трагический исход. - Дорогой Антон Семёнович! – продолжил ответственный секретарь «Союза писателей

Сибири» - Инженеры человеческих душ, представьте себе, находятся в не менее ужасном положении. Наш Союз постарел. Почти все писатели – пенсионеры, живущие на нищенскую пенсию, которой едва хватает, чтобы расплатиться за коммунальные услуги по грабительским тарифам реформы ЖКХ, за электричество и телефон. Все – на голодной диете, так как на еду денег почти не остаётся. Журналы, газеты и издательства гонораров не платят. Все акционировались и печатают преимущественно произведения умерших, которым платить не надо. Наше уважаемое Законодательное собрание Абаканской области своим решением выделило на издания книг 1О миллионов. Вот уже полгода прошло, а воз и ныне там. В агентстве по культуре нам говорят: - Наивные вы люди! Чего вы ждёте? Денег не было, нет и не будет! И это при том, что на наш областной бюджет, как говорит губернатор, свалился неожиданный огромный профицит. - Глубокоуважаемый Антон Семёнович! – сказал представитель «Союза охраны кошек и собак» - Да будет вам известно, что при социализме наша охранная организация была одной из самых востребованных и престижных в Абаканске. Финансировались мы непосредственно из Москвы. Да и сами зарабатывали, устраивая выставки-продажи выращенных нами ценных пород, так как у нас были свои питомники. Была у нас и солидная служба вылавливания бродячих животных и их адаптации. При ней работали мастерские по пошиву унтов из отбракованных собак. Там же шили горжетки из меха кошки, который практически невозможно было отличить от меха соболя! И где это всё? У нас всё отобрали новые русские. Мы ничего не успели приватизировать Мы не имеем сейчас даже офиса и вынуждены собираться по очереди на квартирах у наших членов. Я как чувствовал, что Заграница нам поможет! Дайте нам Грант – и мы возродимся из пепла, как чудесная птица Феникс! - Милый наш друг и соратник, Антон Семёнович! – сказал, улыбаясь, президент «Союза архитекторов» - Хочу вам сообщить, что мы, как общественная организация, в отличие от других, ни в чём не нуждаемся. Пришло, как говорится, наше время. Мы проектируем и строим элитные коттеджи, здания банков, реставрируем и проводим евроремонт старинных зданий, имеющих историческую ценность, возводим памятники, как например, памятник писателю Астафьеву, художнику Поздееву, командору Резанову. Мы готовы оказать помощь как партии «Бедная Россия», так и через её исполком уступить наш Грант самой бедной общественной организации. - Наша организация самая бедная! – воскликнул председатель «Союза композиторовпрофессионалов» - И я тому пример. Как председатель я получаю в месяц всего

лишь девять тысяч рублей, в то время, как какойто выскочка, певец так называемый, Стас Пьеха получил в нашем городе за оно выступление ЗО тысяч евро! Уму непостижимо! Нам бы этих денег хватило на проведение давно запланированного и ожидаемого фестиваля всех наших композиторов, членов Союза, в Большом концертном зале, где прозвучали бы их лучшие сочинения и, в частности, мой гимн, посвящённый партии «Бедная Россия» , написанный, между прочим,. по вашему социальному заказу, Антон Семёнович! И встал композитор из-за лакированного круглого стола, и надтреснутым восторженным голосом, а капелла, то есть, без сопровождения, запел: «Бедная Россия – Партия надежд. Член её не носит Дорогих одежд. Но настанет время – И поймёт народ, И возьмёт богатства, Двинувшись вперёд!» Композитор закашлялся, прослезился и сел на своё место, обхватив голову руками. - Ну вот, наконец-то ситуация окончательно прояснилась, - сказал председатель исполкома «Бедной России» - Приоритеты обозначились. Так что я прошу вас, дорогие мои, в письменном виде и как можно конкретнее изложить всё то, о чём вы нам здесь так ясно и понятно рассказали. В рабочем порядке по каждой заявке будет принято конкретное решение. Гранты найдут своих детей!

Да не забудьте написать – каждый – заявление о приёме в нашу партию. И заплатить вступительный членский взнос. Без этой формальности никаких положительных решений, как вы сами понимаете, принято быть не может. Но сначала давайте подпишем подготовленный заранее документ о взаимном сотрудничестве!

И когда документ был подписан, откупорил Антон Семёнович Богатырёв бутылку «Игристого Шампанского, с выстрелом, пена в потолок… И разлил Шампанское в хрустальные звонкие бокалы, и воскликнул: - Ну, и в заключение нашей встречи предлагаю тост : - За детей капитана Гранта! Стоя и до дна! Вот так. А теперь, все вместе, вслед за мной, хором споём: - Капитан, капитан, улыбнитесь, Ведь улыбка – это флаг корабля! Капитан, капитан, подтянитесь, Только смелым покоряются моря!

Анатолий Казаков

Хлёбово Ем я простые щи и ничего тут дивного-то и нету, сыздревле всё повелось щи-то кушать. Бывало, в давешних временах, суп замораживали в дорогу, а на стоянке где-либо разогре-вали и ели эту волшебную, живительную пищу, ибо для души человеческой нет пользи-тельней этого, воистину, дивного хлёбова. Всё внутри тебя словно оживает, весь организм и ум приходит к пониманию, что в этих сваренных продуктах – квашеной капусте, морков-ке, свекле, луке, чесноке, картошке, косточках свиных и говяжьих, приготовленных в срок, есть надежда, что дай-то Бог не помрём, а, наоборот, вкусно поедим. Каждый, кто отведал сей не иначе, как божественный нектар меня поймёт. В современном мире многие, к великому сожалению, утратили эту бесценную тягу под названием «Любовь к борщу». Да и сам мир много где перевернулся, но я твёрдо верю и знаю, что в родимой, воистину, святой её величестве русской деревне бабушка нальёт из чугунка внуку али внучке суп из, всё той же, квашеной капусточки и картошечки и дети, вкушая и напитывая себя, слава Богу, вновь и вновь, будут хлебать из деревянных старых ложек этот притягательно-исцеляющий чудо борщ. Ну а гастриты или язвы пропадут сами собою, ибо против древнерусского хлёбова трудно, что либо возразить… Не даром Великий русский писатель Виктор Петрович Астафьев говорил, что надо по-ставить памятник картошке. Я же, от себя, хочу скромно добавить, что и супу. 7 июля 2011 г.

Сашкины ботинки

Рассказ написан в день рождения Великого Русского писателя Василия Ивановича Белова В современном мире все магазины и рынки завалены разной обувью. Выбирай какую хочешь. От этого, наверное, и перестали её родимую обуточку-то ценить… Было это после невиданно страшной войны с фашизмом. Вокурат пять лет уж прошло. В деревнях и сёлах завсегда семьи были большими. Летом мальчишки и девчонки босыми бегали по улице, а вот в остальные времена года целая напасть на родителей свалива-лась… В каждой семье были специальные колодки. Весной лупили ивняк, потом ножом делали лыки и, усаживаясь кто на лавки, кто на пол, все, от мала до велика, плели лапти. Так, что и после войны, довольно долгое время, наша родина, Матушка Россия, в основ-ном в сельско-деревенской местности, была лапотной. Набегаются ребятишки, придут до-мой и на русскую печь – греться. На ней же родимой и сушили матери лапти своих де-тей… Прошло ещё несколько лет. Промышленность страны развивалась невиданными тем-пами. В сёлах и деревнях все перешли на калоши и были безумно рады даже такой про-стой обутке… В одну из волжских деревень и привёз Игнат из Москвы новые ботинки своему стар-шему сыну Сашке. В избе его ещё трое сыночков подрастало и отец решил, что после старшенького и остальным перепадут эти ботинки. Шибко берёг Сашка эту невидаль... Бывало идёт до района все семь километров босым, а уж как подходить-то станет так и надевает свои драгоценные ботиночки. Дивно было ему в них идти по районному центру. Парню казалось, что все смотрят, непременно, только на него и от этого он, то робел, то радовался. Рассуждал Сашка так: «Надо же, ведь ботинки какие изобрели! Идёшь по луже, и нога не мокнет. Чудо какое-то? А бывало, в лаптях-то набегаешься, ноги промочишь – вот и хворь наступат. Ципки разные повылазиют». Берёг он ещё их и потому, что понимал каким великим трудом эти самые обуточки-то отцу достались. «Изломался папка за них – будь здоров. Вот Егорка ещё немного подрас-тёт и вместе их носить станем. – Думал Сашка. – Глядишь, и маманя будет меньше пла-кать об нас. Простывать-то не так станем»… Постепенно, не сразу и не вдруг, то в одной, то в другой избе родители покупали сво-им детям ботинки, но чаще резиновые да кирзовые сапоги – это была самая лучшая дере-венская обувь, но и

калоши, само-собой, не выходили из обихода… Вспомнил Александр Игнатьевич Любшин о своих ботинках вот почему: Работал он теперь начальником большого металлургического завода и вот в один из вечеров, вернув-шись домой и тихо переступив порог, услышал такую беседу своей жены Нади и дочери Ольги. «Мама, не нужны мне эти сапоги. Они уже вышли из моды. Я приглядела в бутике классные, супер. Давай купим их?». Надежда Тарасовна, глубоко вздохнув, уже с улыбкой посмотрела на дочь. «Ну, что ж, дочка, сейчас время другое. Можно и купить, только ведь и те недавно покупали. Походила бы в них ещё». Ольга, сделав грустную гримасу, спро-сила: «Что ты, мама, в каком веке ты живёшь?». Чуть позже, когда Александр Игнатьевич и Надежда Тарасовна стали укладываться спать, муж, взволнованно, посмотрел на верную спутницу по жизни. «Надя, я сегодня бо-тинки вспомнил, которые мне отец купил. Так слёзы к глазам подкатили. Веришь? Сейчас у наших детей всё есть – это понятно. Только почему-то, когда мы жили скудно, то были лучше. Понимаешь… душою лучше, чище что ли? Ведь знали все, от мала до велика, как тяжко родителям-то. Бывало придёт отец с работы, с ног валится от усталости. Мы его об-лепим всего, радуемся – как же? Родимец пришёл… Я вот сегодня вернулся с работы, так дочь даже не подошла, не спросила: «Как ты, мол, папка?» И вот ведь какая жизнь-то. вроде и идём к прогрессу семимильными шагами, а себя и свою душу растеряли на пути этом». Надежда Тарасовна одёрнула мужа: «Так ты, что хочешь, чтобы опять в лаптях все хо-дили? Не пойму я тебя что-то». Александр Игнатьевич отвернулся к стенке. Больше он не говорил жене ни слова. Он вспоминал о своём… Заснул уже ближе к четырём утра и уви-дел сон: Идёт он по дороге в лаптях с братиками. Лил, пронизывающий до мозга и костей, холодный дождь. Дорогу всю развезло, но они идут и просят Бога, чтобы родители пожи-ли подоле и всем бы им купили новые ботинки. Рубашонки на них все наскрозь промок-ли… 15 марта 2011 г.

Пустая катомка

Он был и именем и духом Серафим. Из стихотворения, посвящённого отцу Серафиму Блажени чисти сердцем: яко тии Бога узря. Мф. 5, 8 Ночью в избу постучали. Хозяйка, заспанным голосом, глубоко вздохнув, спросила: «Кого это принесло-то?» Спокойно-степенный мужской голос ответил: «Пусти, хозяюш-ка, переночевать, не стесню я тебя». Женщина зажгла свечу, впустила странника в дом. Сквозь тусклый свет, Степанида Михайловна всё же разглядела путника. Мужчина был хорошо одет и справен на лицо: «Вы мне тут на лавке, если можно, а то я и на пол уля-гусь». Расположив гостя, Степанида пошла и легла к детям. Утром, проснувшись, мужчина, сладко позевнув и потянувшись, увидел, что в доме не топится печь. Только лишь, поспевший, самовар напоминал о домашнем уюте. Не ма-ло удивившись, он спросил: «А ты чего, хозяйка, печь не топишь, детишков не кор-мишь?» Степанида развела руками: «Так не чем…». Её грустный и побледневший вид видимо заставил сбить начавшуюся было весёлую спесь мужика. «Угостить мне Вас не чем. Корова ведь у нас околела зимой ишшо. Хозяин на заработки ушёл. Так мы картош-ку-то, слава Богу, посадили и, пока не поспеет, я подкапывать ребятишкам её не велю. Трое ведь у меня их. Старшие рыбку в реке ловят. – И, тяжело вздохнув, подытожила: – Но вот что-то плохо ловиться стала». Мужик, натянув сапоги, два раза стукнув каблуками об пол и развязав катомку, вы-тащил большой кусок солёного сала, с десяток варёных яиц, каравай хлеба и несколько кусков сахара. Пристально посмотрев на хозяйку и в душе пожалев её, сказал: «На вот, корми своих детей. Я ведь в городе сапожником работаю. На еду и одёжу у меня хвата-ет». В миг растерявшись и открыв рот от удивления, Степанида напоила своего, неожи-данного благодетеля травяным чаем… За этот последний месяц у неё ночевало много путников… Поломники, богомольцы, православный люд шли в Саров на торжества по случаю прославления Светильника зем-ли русской, Святого старца, батюшки Серафима Саровского, которые были намечены на вторую половину июля тысяча девятьсот третьего года. Туда же в Саров ожидалось при-бытие его Величества Императора Николая II… За несколько дней до этого Великого события в жизни православного народа России и побывал богомольный сапожник в той деревне. Пошёл он по направлению к Сарову уже с пустой катомкой… 19 июля 2011 г.