Dmitriy Feofanov by Esti

Дмитрий Феофанов

Я ветром врывался

Дмитрий Феофанов 3

Орешек счастья Орешек счастья отыщу, Ядро избавлю от одежд, А скорлупу своих надежд По водам жизни отпущу.

И даже, если вдруг волна, Дай, Боже, им не потонуть, Моим мечтаньям, как-нибудь, И не узнать печали дна.

Собой доволен я вполне, От жизни негде ждать подвоха, Но почему же мне так плохо, Как той скорлупке на волне...

К мечте Он шел к мечте по головам, Хотел быть первым, но Кому призванье быть вторым, Стать первым не дано. Тщеславья червь его сгубил, Себе и всем назло, На подкуп не жалея сил, Забросил ремесло. Соперник лучше был, но все же Он победил. И что теперь? Случайная победа хуже, Быть может, тысячи потерь. И в уксус превратятся вина, И будет рада выпить яд, Его, другая половина, Что не желала тех наград. Победу празднуй, а пока В душе поселится тоска. 5

Получеловек Всю жизнь работая в пол силы, С любовью был полузнаком. Я был кому-то полумилым, Кому-то был полуврагом.

Полупростит меня Всевышний За все мои полугрехи, За то, что я пишу пол жизни Полухорошие стихи.

Увяз в проблемах как в трясине, Я доживаю полувек. И кажется, мне шепчут в спину: «Смотрите – получеловек!»

Ведь для кого-то жизнь – лавина, А для меня лишь снежный ком. Я счастлив был на половину, А вот несчастлив целиком!

Секунда вечности Я слышал в детстве, от отца, Рассказ забытый мудреца, Что в свете белом есть гора, Она стоит, как мир стара. А та гора – большой алмаз И как проклятье, иль наказ, К ней ворон черный, раз в сто лет, Летит, свершая свой обет. Поточит клюв и дальше в путь, Чтоб через век себя вернуть На этот склон. Когда же он Весь клювом будет источен, Сей срок, средь бесконечности, И есть – секунда вечности!

Я завтра снова полечу... Завыть хотелось на Луну, А в место этого запел... Нырнул и думаю: «Ко дну!» Но почему-то полетел.

Итог не знал наверняка, Шел к Солнцу через облака, А получилось, словно крот, В земле прорыл подземный ход.

Я завтра снова полечу... Вот только падать – не хочу.

Огнем в руке... Огнем в руке во тьме тоннеля, Стараясь больше охватить, Иду вперед! Скорее! К цели! А мне бы под ноги светить.

Боясь, где надо не свернуть, Или свернуть там, где не надо, Я стойко продолжаю путь И выход будет мне наградой.

Рюкзак забот, колени в кровь – Полнится опыта копилка. Из темноты чернеет вновь Свобода выбора – развилка!

И натыкаясь на свой след, Сел у стены в который раз... В мечтах я выбрался на свет, Но мой огонь почти погас. 9

Память У памяти прошу пощады: «Молчи, родная! Дай покой!» Она, как дом многоэтажный, Только заброшенный, пустой.

И окон темные глазницы, Как бы из прошлого глядят. Смотря в одни – хочу забыться, Другие – душу бередят.

Все комнаты – воспоминания, Но каждая грустна. И пусть. Ведь радость прошлая печальна, Но это радостная грусть!

Но переделать нет желания – На капремонт отправить дом. Пусть он стоит! Пускай заброшен! Я вместе с ним пойду на слом. 10

Не тот вагон... Не тот вагон, Не тот маршрут. Я здесь чужой И там не ждут.

За кругом круг... Кольцом пути... Колесный стук... И не сойти!

И почему, Кто даст ответ, Я штраф плачу Купив билет?

Пегас Ты подвела черту и вот, Надежды грянулись об пол. Беспутной жизни разворот, Как будто бы лицом об стол.

Стихи писать мне стало – мука, У музы лира не звучит, А мой Пегас, такая сука, Забился в стойло и стоит.

Я пью вино, чтоб вдохновиться. Теперь мне видно не дано От похвалы приободриться. Я пью до дна, мой путь на дно…

Мосты Твоей судьбой был берег правый, А я на левом берегу, Не замечая переправы, К тебе вдоль берега бегу.

И непроглядная прозрачность Всепоглощающей реки Туманом скроет однозначность Вдали протянутой руки!

Не разглядеть издалека, Что там, кулак или рука? Не понял, что старалась ты Меж двух судеб свести мосты.

Хотя бы... За жизнь – ни взлетов, ни падений Ни разу я не испытал, От монотонных повторений, От безысходности устал!

А кто-то ввысь взлетел выс`око, До звезд дотронулся рукой... И камнем вниз... Пусть раньше срока Закончил путь... зато какой!

Вокруг меня одна равнина, Свою мечту я обманул! Где мне найти свою вершину? Хотя бы пропасть... я б шагнул!!!

Питер Как друг от друга оттолкнулись, Как руки вверх подняв мосты, Два берега в Неву уткнулись, Почти безлюдны и пусты. Мигая желтым светофором, Нарочно, в такт моим шагам, Проспект открыл свои просторы, Я им внимаю по слогам. Адмиралтейский шпиль –- указка, Кораблик скрыл средь облаков, А Летний сад, как будто в сказке, Туманный натянул покров. Умоет каменный паркет Дворцовой, летняя вода; Искрит гранитный парапет И ветер гонит туч стада. Однажды, увидав Париж, Возможно, нужно умереть? Увидев Питер – надо жить, Что бы суметь его воспеть! 15

Я ветром врывался Я ветром врывался, Стелился туманом, Дождем проливался, Цеплялся капканом. Я был незаметен И был вездесущим. Я был раболепен И дьяволом сущим. Случалось быть Богом И проклятым тоже. Я мерил доспехи И был в одной коже. Лесным был пожаром И тлел сигаретой. Был горькой полынью И сладкой конфетой. Струной напрягался И куклой валялся. Я не был собой И собой назывался. А стал равнодушен – И сразу стал нужен. 16

Мой ангел Рукой провел по волосам, В ответ лишь ровное дыханье... Вот губы тянутся к губам, Чуть уловимое касанье, И дрогнут веки, Взмах ресниц, Холодный взгляд, Но он теплеет... Отдать приказ: «Падите ниц!» Проснувшись, ангел не сумеет.

Так просыпалась королева. А я, как преданный вассал, Единственный на всей планете, Кто это чудо наблюдал!

Дочка Я обиделась на маму Целый день меня бранит... Тут ей много, здесь ей мало... Даже голова болит.

Я лежу в своей постели... И пытаюсь разобраться. Меня мысли одолели... На часах уже 12.

Две пятерки - это мало!!! Не хватает, прямо, зла!!!!!!! А, за двойку так попало.... Будто десять принесла!

Эту двойку, схлополтала, За не выученный стих!!! А не ты ль мне помогала? Так, что двойка на двоих. 19

А на платье? Ну, пятнулька,.. Грязь же с платья не течет? За-то чистых пятен сколько? Это ей уже не в счет!!!.

Ну, а если разобраться, Никого любимей нет!!! Значит нужно постараться, Причинять поменьше бед!

Дом престарелых Позабыты и брошены, Сединой запорошены,… А взгляд? В душу глядят!

Зная точно, что не придут, На скамейке у входа ждут Родных, На выходных.

Ночью память им не дает уснуть. Каждый хочет весну свою вернуть. Верит и ждет... И для счастья так мало надо им. Знать, что нужны еще другим. Время идет...

Как гостинца – внимания Ждут, и горечь отчаяния Томит. Сердце болит. 21

В мыслях недоумение. Новое поколение, Одних, Бросило их.

Сон Перед глазами часы. 02.07. Уже которую ночь перед глазами эти ненавистные, опостылевшие электронные часы. Мертвенно-бледное светящееся табло, как талантливая картина с уродливым пейзажем, возвращает мой взор к себе. Мигающая точка индикатора секунд, ни на мгновение, не дает забыть о безвозвратно уходящем времени. Скольким людям эти секунды необходимы. Умирающему, влюбленным, студенту, дописывающему экзаменационную работу... Мне они стали ненавистны... Ненавистны, как моя жизнь, которую я теперь веду. Ненавистны, как воспоминания о тебе... Ненавистны, потому что ничего нельзя изменить... Черная зависть к своему прошлому, как тяжелое психическое заболевание... В минуты просветления понимаешь, что болен, но... неминуемо наступает обострение. Я нашел выход. Я пью... Пью много и самозабвенно. Помогает. Протрезвев, ставлю зарубку на сердце, как хороший снайпер на винтовке, в честь убитой, еще одной, частичке моей души. Ночь. Было время, когда это время суток не сулило мучительной маяты и терзающего мысли бездействия. У меня было все... У меня была ты... У меня была дочь... Все это осталось в прошлом. Теперь у меня нет ничего, кроме раскладного кресла у входной двери комнаты в квартире моей, почти все время пьяной сестры, и электронных часов, которые я ненавижу. Я не нужен самому себе... И, уж конечно, не нужен своему прошлому... Ночь тянется, как зубная боль, иногда стреляя в мозг раскаленными иглами воспоминаний... Скорее бы утро. Возьму в ларьке в долг бутылку водки. Скоро перестанут давать... Не буду об этом думать. Возьму и напьюсь. «Раскаленные иглы» остынут и затупятся. Будет хорошо, будет все равно... Мелодия мобильного телефона, до недавнего времени любимая, пока я не поставил ее на будильник, резанула по ушам. Открыв глаза, я обнаружил себя на любимом диване, заботливо укрытым одеялом. Из кухни выглянула жена. – Проснулся? Вставай, давай, – сказала, нырнув обратно. 24

С чувством тревоги, я поднялся и, как в первый раз, огляделся. Все было, как всегда. Диван, два кресла, журнальный столик, телевизор... Пахло яичницей. Неуверенно, словно после долгой болезни, прошел на кухню. На столе глазунья, масло, хлеб... – Отведи дочу в сад. Я опаздываю, – выключая чайник, сказала жена. – Хорошо, Лена! – чересчур радостно ответил я. – Чего ты такой довольный? Любишь Юльку в садик водить? – улыбнулась жена, пододвинув мне тарелку. – Уступаю. Хоть каждый день. Что ты на меня уставился? Ешь. – Ем, – ответил я. Лена ела, а я смотрел на нее, даже не притронувшись к еде. И потом меня прорвало. Мой монолог занял минут пять. Я рассказал весь свой сон. Весь этот кошмар, который мне пришлось пережить. Слезы плескавшиеся, где-то в глубине моих глаз, наконец, нашли выход. Договорив, я замолчал. Лена, перестав жевать в начале моего повествования, наконец, проглотила кусок. Присев на корточки, заглянула мне в глаза. – Ну, что ты? Это же сон, – проникновенно сказал она. – Я тебя очень люблю. Очень. Ее влажные глаза с озорными искорками говорили лучше всяких слов. Одна искорка стала мигать... ...искорка превратилась в, размытую слезой, мигающую точку индикатора... Мои полузакрытые глаза, сквозь мокрые ресницы, смотрели на часы. 02.19. Я все-таки уснул... Сестра, пожарив себе яичницу, аритмичной походкой ушла к себе в комнату, хлопнув дверью. Мигающий индикатор, словно пытался поставить точку в моем существовании, и подтверждал это каждую секунду... 25

Он и Она «Вначале, для Нее все были одинаковы, но сейчас Она отказывалась в этом признаться, таким особенным и значительным Он для нее стал. Встречались они в 8.40, когда Он, наспех одетый и непричесанный (Он всегда чуть-чуть опаздывал), прибегал на работу. Постепенно поставленная Им задача из обязанности превращалась в удовольствие. Даже в критические дни, Она находила в себе силы и старалась не допускать ошибок. Она очень хотела Ему понравиться. И он Ее заметил. По крайней мере, все свое рабочее, да и свободное время Он стал проводить с Ней. Сослуживцы, отправляясь на обеденный перерыв, крутили пальцем у виска, замечая, что они, как ни в чем небывало, продолжают работать. Его подружка, прождав у входа в кинотеатр полтора часа, зайдя к Нему на работу и застав в обществе с Ней, закатила истерику и больше на звонки не отвечала. – У нас назревают серьезные отношения, - так думала Она, когда они расставались. И каждый раз прощаться становилось все трудней. Нужно было, что-то решать. Решение пришло само, когда у них в отделе появилась новенькая. Вновь прибывшая сразу стала всеобщей любимицей и обзавелась кучей поклонников, а Она отошла на второй план. Но не для Него. С новенькой Он был неприветлив и общался только по работе. Хотя она всем своим внешним видом давала понять, что не против более близкого общения. С Ней же Он оставался, так же нежен, что приводило Ее в трепет. Проходя мимо, Он всегда, незаметно для других, прикасался к Ней. И Она ждала Его прикосновений. Новенькая, или от обиды, или в силу своей стервозности, чтобы насолить Ей, взвалила на себя всю работу в отделе и, естественно, не осталась незамеченной начальством. И уже через месяц, приказом по отделу, Она попала под сокращение. После работы они долго общались, Он утешал Ее как мог. Так Она впервые появилась у Него дома и даже осталась на ночь. 26

А потом осталась совсем. Потекли дни, один сменяя другой, похожие и не похожие друг на друга. Она знала, что утром Он уйдет, но была уверена, что никто и ничто не свернет Его с пути домой. И эта уверенность придавала Ей сил. Она ждала... и Он обязательно приходил. Веселый, грубый, усталый, озабоченный,… Он радовал любой. Она была счастлива от взгляда брошенного на Нее, от звука Его голоса. Их близость поднимала в ней ураган эмоций. Ей казалось, что близости с кем-то другим Она бы не перенесла. Она помнила каждое Его прикосновение. Его пальцы, длинные и ловкие, сплетали узор общения, как будто Он знал заранее, что им обоим нужно. Так длилось долгие месяцы, пока Она не поняла, что он Ее обманывает и совсем не любит. Что у Него таких, как Она хоть пруд пруди... И Она обиделась. Ее долго лечили. Отрывочные воспоминания – человек в халате, инструменты,... Потом Она отключилась и ничего не помнит...

– Слышь, старичок, ты когда свою четверку на помойку отнесешь? – спросил человек в халате, укладывая инструмент в сумку. – Каменный век. – Да надо бы. У нас в отделе пень четвертый поставили, а эту балалайку списали. Жалко стало. Вот, домой припер. Да и привык я к ней. – Ответил Он, поглаживая корпус 486 компьютера с только что замененным процессором.

Вначале Он казался Ей самым обыкновенным,... »