Наталья Самовер — одна из самых ярких спикеров «Архнадзора» — отстаивала Кадаши наравне с прихожанами церкви
Архитектор Елизавета Саратовская сейчас работает над проектом благоустройства храма и приходской территории
ников выросла с двух с половиной до нескольких десятков. «В апреле 2010-го к нам приезжал Валерий Шевчук, бывший руководитель Москомнаследия, — Юлия саркастически улыбается. — Он всплескивал руками и говорил: «Ах, какой храм!.. А вот фабричный корпус мы все-таки снесем». И рассказывал, что ему по ночам снится, как он защищает с нами церковь. Короче, пел песню чиновничью «Я с вами, ребята». Несмотря на комичность истории, особой ненависти к Москомнаследию (которое ныне преобразовано в Мосгорнаследие) кадашевцы не испытывают. Ну, если только самую малость. Как только разговор заходит о каких-то бумагах, подписанных задним числом, они употребляют один и тот же оборот — «ну, это вполне в стиле Москомнаследия». «Тут ничего не поделаешь. Москомнаследие всегда подчинялось строительному комплексу, — поясняет Наталья. — Шевчук мог только во сне что-то защищать». Застройщик собирался снести все по максимуму и на освободившемся месте построить жилые дома с многоуровневой подземной парковкой. Для строительства требовалось вырыть котлован глубиной несколько десятков метров, в результате церковь, построенная на деревянных сваях, скорее всего, разрушилась бы, а с ней вместе «поплыли» бы и все старинные особняки по 2-му Кадашевскому переулку. Кроме того, строительство нарушило бы границы охранной зоны памятника архитектуры, церковного прихода и много еще чего. Зачищать площадку для стройки решили быстро. Вечером 6 июня 2010 года, в воскресенье, произошло то, что впоследствии назвали битвой при Кадашах. «Ситуация была такой безнадежной, что я в блоге написала: «Ребята, можете приезжать с фотоаппаратами, потому что через три-четыре дня фабричного корпуса, скорее всего, уже не будет, — вспоминает Гребенникова. — Мы проси-
с ним еще работать и работать. Уткин же вообще полагает, что случай в Кадашах — уникальный, первый за всю современную градостроительную историю Москвы. «Тот проект, который я делал, прошел столько экспертных советов, столько обсуждений с общественностью, архитекторами, специалистами, и с белыми, и с красными, и с зелеными! И каждый по-своему повлиял. Так это и должно решаться». Главное, что не устраивает защитников Кадашей: постановление 2002 года до сих пор не отменено. То есть оно как бы не при делах, но в любой момент кто угодно может начать к нему апеллировать. «Знаете, Наташа, — обращается ко мне отец Александр, — мы не можем доверять какимлибо проектам, пока не отменено это постановление. Мы добились того, что правительство определило границы памятника, но сделали это ценой колоссальных усилий. Нам пришлось освещать все это в средствах массовой информации, и только благодаря чуть ли не всемирной известности наше уважаемое правительство пошло на такую незначительную уступку. Но это, вообще говоря, единичный случай и только начало истории. Наша позиция очень проста. Памятник, помимо границы, должен иметь охранную зону. Ввиду того что памятник этот хрупкий и достаточно ветхий, мы считаем, что никаких подземных работ здесь вестись не должно. Прежде чем начинать что-то делать, тут должны быть произведены археологические исследования. Я уверен, что все это понимают. Мы верим, что внутренне Москомнаследие нас поддерживает. Там же культурные люди! Просто пока не высказались — два года молчат». Мне устраивают экскурсию по территории прихода. С земли все кажется невероятно милым: повсюду цветочки, аккуратные лужайки, отдельная часовенка, потрясающей красоты храм. Но стоит подняться на колокольню, как становятся
«Мы до конца будем оставаться тут, в приходе, — пусть впятером, но до конца»
22
Комикс Виктории Ломаско и Антона Николаева, нарисованный по мотивам «битвы при Кадашах»
ли официальной помощи, но реакция была нулевая. Зато к нам стали приходить москвичи — и верующие, и атеисты, и коммунисты. Были даже казаки из Оптиной пустыни, которые на полном серьезе говорили, что их кто-то благословил обеспечивать нашу безопасность». Далее было то, о чем и так все знают. Ночные дежурства добровольцев, которых подкармливали прихожане; работники ЧОПа, стоящие по периметру стройки с черенками лопат наготове; депутат Антон Беляков (недавно прославившийся тем, что наорал на Аршавина за проигрыш нашей сборной), остановивший экскаватор. В одно из таких дежурств одна девушка познакомилась с парнем и спустя год попросила отца Александра обвенчать их в храме Воскресения Христова. Их история с защитой Кадашей окончилась хеппи-эндом. Чего пока что не скажешь о самих Кадашах. Меня предупредили: в последнее время участники «кадашевской обороны» и «Архнадзор» друг другом недовольны. Есть ряд разногласий, касающихся регламента, по которому Кадаши будут застроены по проекту архитектора Ильи Уткина малоэтажными зданиями, напоминающими снесенные фабричные корпуса. «Архнадзор» считает, что регламент — прекрасный во всех отношениях; отец Александр и его сторонники — что
видны руины фабрики, разбросанные доски, какие-то домики-времянки, в которых живут рабочие, биотуалет. И порядок здесь наведут явно нескоро — по крайней мере на реставрацию храма правительство обещает денег уже много лет, но пока не дало ни копейки. Возможно, поможет «Лукойл», но и это пока только проект. Отец Александр торопится — его ждут в Свято-Тихоновском университете, где он возглавляет кафедру церковных художеств. Он сравнивает Кадаши с золотом, к которому надо прорываться. Часто произносит местоимение «они». Но, прощаясь, поправляется: «Я сам не знаю, кто они. Не знаю их планов, их капиталовложений, не знаю, что они могут сделать. Но знаю, что мы до конца будем оставаться тут, в приходе, — пусть впятером, но до конца». Вообще-то, я ехала описать редкую историю со счастливым концом — энтузиасты отстояли часть старой Москвы, — но, похоже, даже хеппи-энд в Москве выглядит вот так — и никак иначе.