— Возможно. Я, например, в Москве не чувствую себя москвичом, я чувствую как-то что я тут временно, и надо скорее уехать. Хотя родился здесь и вырос, прожил жизнь. Совершенно мне стал чужой город в последние пятнадцать лет. Я, во‑первых, его не узнаю. Даже на таких улицах, как Остоженка. Это мое, вообще, детство. Или Старомонетный переулок, он изменился и по цвету и по форме. Стекляшки эти везде. То есть архитектура куда-то исчезла. Слава Богу, Кремль есть, я очень рад. — Я всё же надеюсь, что у нас получится какое-то продвижение, должна оставаться надежда. — Это зависит, конечно, от нас. Если все люди начнут молиться, начнут рожать детей, начнут ими заниматься, начнут их образовывать и воспитывать, то Господь увидит это, и нас оградит от всякого наступления зла. Он даст возможность. Вот русские люди, когда молились, Он дал нам возможность — мы создали империю, шестая часть суши от Польши до Аляски. На лошадях! А сейчас у нас другие мощности. Мы очень много могли. Но у нас проблемы две: то, что нас мало, нас должно быть сейчас, — Дмитрий Иванович Менделеев считал, что шестьсот миллионов, — в конце двадцатого века. А потом качество людей. У нас же одно жулье. У нас даже песни слагают и кинофильмы по поводу того, какие все жулики. Начиная от органов правопорядка, и кончая чиновниками, которые управляют нашими деньгами. В этом качество людей нравственное видно. Если вы все, молодежь, станете другими — все изменится, конечно. — Без церкви мы это сделать вряд ли сможем. — Ну а церковь — это люди, это вы. — И отцы, которые направляют, окормляют людей. — Ну, мы-то можем все рассказать. Но я уже не могу лопатой выкопать пруд, в котором бы развел карпов и уток, как делали раньше вологжане.
63