Милдред на Диком Западе, Марта Финли by Издательство "Триада"

Триада Москва, 2012

MARTHA FINLEY «MILDRED KEITH» УДК 82-312.2 ББК 86.37

Ф 59 Финли, М. Милдред на Диком Западе.: Пер. с англ. / Марта Финли – М. : Триада, 2012. – 272 с. – ISBN 978-5-86181- 491-1 (в пер.) Милдред Кит – очень молодая особа, но она обладает железной волей, решительностью и высокими нравственными принципами, которые готова отстаивать в любой ситуации. И вот девушке с таким характером приходится пуститься в дальний путь: с обжитого востока североамериканского континента Милдред с родителями, многочисленными младшими братьями и сестрами едет на Дикий Запад. Ее ожидают новые знакомства, опасности, дорога через девственные просторы, плавание на паруснике по Великим озерам, встречи с непокоренными индейскими племенами. А когда путешествие заканчивается – трудности налаживания быта и любовь... Встретит ли Милли именно того, кого сможет любить, пока «смерть не разлучит их»? Или же смерть подберется к влюбленным до срока? Эта динамичная и увлекательная история никого не оставит равнодушным. ББК 86.37 © Перевод на русский язык, оформление МРО ЕХ ХМ «Триада», 2012 Редактор: Г. Раевская Компьютерная верстка: О. Воскресенская Дизайн обложки: П. Ожгибесов Корректор: О. Степанова Перевод: Л. Сумм Лицензия ЛР № 030464 от 23 декабря 1997 г. Подписано в печать 30.10.2012 г. Формат 84х108 1/32. Печать офсетная. Усл. печ. л. 8,5. Тираж 2000 экз. Изд. № 2192. Заказ № МРО ЕХ ХМ «Триада». 101000, Россия, Москва, а/я 371, тел. (495) 964-85-89, email: info@triad.ru, www.triad.ru

ВСТУПЛЕНИЕ: Бытописательница Марта Финли и ее героини

Марта Финли, американская писательница, создательница Элси Динсмор и Милдред Кит, прожила столь тихую и, казалось бы, неприметную жизнь, что от ее биографов потребовались огромнейшие усилия, чтобы хоть что-то о ней разузнать. Но жила она в очень яркий для своей родины – США – период и в силу своего образования, воспитания и религиозных взглядов занимала чрезвычайно активную жизненную позицию, мгновенно откликаясь на все события. Колонизация западных земель, набирающая темп индустриализация на севере страны, потоки иммигрантов из Европы, напряженные отношения между северными и южными штатами, необходимость определить собственное отношение к рабству, кровавая братоубийственная гражданская война, последующее примирение и восстановление экономики – все отразилось в ее книгах. Марта Финли писала обо всем происходившем вокруг. И все происходившее вокруг воспринимала очень 3

личностно, считая, что христианская вера – вера не воскресная, а повседневная, а потому каждое событие должно быть переосмыслено в ее свете. Должны быть приняты решения о том, как жить, как строить отношения с ближними в меняющихся условиях. И выходит, что уникальность книг Марты Финли состоит в том, что они позволяют нам взглянуть на мир тех дней глазами современницы событий, пытливо ищущей им объяснения. Причем ее взгляд – не взгляд политика, морализатора или историка. Это взгляд неглупой, неплохо образованной для того времени, очень практичной женщины, перед которой стоит вопрос: как поступать, как относиться к происходящему. Это взгляд не стороннего наблюдателя, а живого участника. В ее описаниях – тысячи интереснейших мелочей быта, дагерротипы мира, который вот-вот уйдет в небытие под напором индустриальной революции. Естественно, книги Финли отражают мнения людей ее круга, но тем интереснее: перед нами – срез определенной части общества США второй половины XIX века. А потому давайте посмотрим, из какой семьи вышла Марта Финли. Тем более, что семилогия о Милдред Кит в высшей степени автобиографична. Марта Финли родилась в городке Чилликот (штат Огайо) 26 апреля 1828 года. Ее отец, доктор Джеймс Браун Финли, женился на своей кузине Марии Терезе. От этого брака и родилась Марта. Но мать умерла довольно рано и отец женился снова. Марта росла в большой семье – родители, пять сестер и два брата. У отца Марты были шотландские и ирландские корни, и, что совершенно закономерно, он был верным прихожанином и впоследствии служителем Пресвитерианской церкви, традиционно имевшей значительное влияние в Шотландии. А еще Финли были большими патриотами свой молодой страны. Дедушка Марты – Самуэль 4

Финли – принимал участие в войне за независимость, был другом первого президента США Джорджа Вашингтона. А ее двоюродный дед был президентом Принстонской богословской семинарии в Нью-Джерси, на базе которой впоследствии возник знаменитый Принстон – Принстонский университет. (В тот период светское образование в США вообще не существовало в отрыве от образования духовного, и все старые престижные американские университеты изначально возникли именно как духовные семинарии с расширенным преподаванием научных дисциплин.) В середине 30-х годов Марта Финли, как и ее героиня Милдред, переехала вместе с родителями в штат Индиана. Только городок, в котором они поселились, назывался Саут Бенд. Как раз шел период активного освоения Западных земель. Непосредственной угрозы со стороны индейских племен уже не было, но переселенцы будто бы проваливались во времени на два десятка лет: плодов цивилизации, уже привычных на востоке, в приграничных городках не было. В них не возникло еще сословных делений общества. Приходилось самим строить дома, вести натуральное хозяйство, забыв о городских развлечениях и удобствах. Так что все, описанное Мартой Финли в первой книге про Милдред Кит, было лично пережито автором. В том числе и ужасная эпидемия малярии. От малярии сильно страдали как северные, так и южные штаты США. Но на севере уже в начале XX века с болезнью удалось справиться путем осушения части земель, более быстрого и эффективного лечения заболевших. Образование Марта Финли получала домашнее – занималась с учителями, и лишь год провела в школеинтернате в Филадельфии. В 1851 году ее отец умер. Марта стала зарабатывать на жизнь учительством. Преподавала в Индиане. Собственно, в те времена, когда работающих женщин было очень мало, работа 5

учительницы была самой подходящей для женщины круга Марты. Потом начались годы переездов. Нью-Йорк – здесь Марта живет со своей сестрой: преподает и начинает писать истории для воскресной школы. Фениксвилл (Пенсильвания) – Марта присоединяется к своей вдовой мачехе, преподает в частной школе и пишет рассказы, которые начинает публиковать издательство, принадлежащее Пресвитерианской церкви. Перед Гражданской войной в 1860 году школу закрывают. Филадельфия – Марта Финли перебирается в этот штат, снова пытается писать. Некоторые из ее рассказов публикуют, но с первым романом молодая писательница терпит неудачу. И вот, наконец, знаменательный в ее жизни 1876 год. Нью-Йоркское издательство принимает роман Финли о девочке-сиротке Элси Динсмор. И... оглушительный успех. Есть у биографов и другая версия появления на свет маленькой героини романа: во время Гражданской войны у Марты Финли началась серьезная болезнь спины. Ей пришлось провести немало времени в постели, и она писала. В любом случае, на создание первой книги об Элси ушло три с половиной года. Роман становится бестселлером. Произошедшее дальше иначе как мечтой писателя не назовешь. В 1876 году на свои писательские гонорары Марта Финли покупает дом в городе Элктон (штат Мэриленд), где до конца своей жизни пишет, пишет и пишет. И ее печатают, печатают и печатают. Суммарный тираж книг Финли на английском языке составил пять миллионов экземпляров. Правда, здесь мы учли как прижизненные, так и посмертные издания. В Элктоне были написаны двадцать восемь книг об Элси Динсмор, ее детях и внуках, семь книг о Милдред Кит и еще несчетное множество рассказов. В 1909 году Марта Финли умерла в том же самом Элк6

тоне и была похоронена на маленьком кладбище, неподалеку от своего дома, который все еще существует. Сколь скудны сведения о ее жизни! Зато о жизни ее любимой героини Элси Динсмор мы знаем все. В XIX веке – как, впрочем, и в XX-м — серия пользовалась огромной популярностью. Книги серии издаются и по сей день. Существуют целые тома, посвященные анализу жизни Элси, как, например, труд Джэнет Браун «Сага об Элси Динсмор: чувства и разум в XIX веке», книга Руфи Сукоу «Элси Динсмор: школа совершенства», брошюра Пола Хардмана «Элси Динсмор и воспитание детей в викторианскую эпоху». Элси Динсмор – девочка-девушка-женщина-ангел, которая все и всегда делает правильно. Она была идеалом, примером для подражания для девочек, девушек и женщин на протяжении почти полутора столетий. Зато Милдред Кит, кузина Элси, ставшая героиней лишь семи романов, натура более живая. В ней больше независимости, в ней искрится жизнь, из нее – в отличие от Элси – нелегко выжать слезу. В книгах, посвященных Милдред, видимо, описываются не только некоторые подробности биографии Марты Финли, но и внутренняя духовная борьба автора. На примере Милли видно, как труден путь к правильным поступкам, мудрым словам, к настоящей любви и верной дружбе. Видно, как тяжела скорбь и как сильна боль утраты. Элси умиляешься, а Милдред – сопереживаешь. Элси восхищаешься, с Милдред празднуешь ее победы. В непогрешимости Элси читатель твердо уверен, а за Милдред – болеет всем сердцем: как же хочется, чтобы она поступила правильно, сделала верный выбор! Недаром книги о Милдред давались Марте Финли труднее, чем книги об Элси: первая книга о Милдред вышла в 1876 году, последняя – в 1884, и – тишина. А вот к судьбе Элси Марта Финли возвращалась снова и снова. Последний роман об Элси Дин7

смор был написан в 1905 году. Через четыре года после долгой и продолжительной болезни писательницы не стало. Она навсегда рассталась со своей любимой героиней. В чем тайна Милдред Кит? Почему о девушке со столь живым и ярким характером Марта Финли не смогла написать так же много романов, как и об Элси? Это одна из загадок, на которую предстоит ответить внимательному читателю. Но может быть... Просто, может быть, в Милдред было так много от самой Марты Финли, что опытная и зрелая уже писательница не сочла возможным придумывать себе иную жизнь, измышлять семью и детей, которых не было. Начала, попыталась было, но не смогла... Потому что жизнь есть жизнь. И прожить ее нужно именно такой, какой она тебе дается. Анна Широченская

ПЕРВОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ О МИЛДРЕД КИТ, НАПИСАННОЕ МАРТОЙ ФИНЛИ В 1876 ГОДУ

С ней так славно прогуляться, И приятно поболтать, Ну а думать рядом с нею – Неземная благодать! Сэр Джон Саклинг. Пьеса «Бренноральт»

ПРЕДИСЛОВИЕ

ать Милдред Кит состоит в родстве с Хорасом Динсмором*. История, которую я расскажу моим читателям здесь, произошла примерно на семь лет раньше, чем события первой из книг, посвященных Элси. Описание путешествия и эпидемии злокачественной малярии основаны на моих детских впечатлениях. Воспоминания о малярии до сих пор терзают мою память, будто страшный сон. Наша большая семья слегла вся, за исключением старенькой бабушки и младшей сестренки, которой тогда было лет шесть-семь. И точно так же, как сказано в этой повести, найти помощь было невозможно «ни по любви, ни за деньги».

Жизнь Элси, дочери Хораса Динсмора, и прочих членов этого большого рода описаны в книгах Марты Финли «Юность Элси», «Элси выходит замуж», «Элси растит детей» и других. М.: Триада, 2008, 2009, 2011 гг. – Прим. ред.

Мой отец был врачом. Даже когда лихорадка добралась и до него, он еще несколько дней держался на ногах и продолжал навещать своих городских и деревенских пациентов. Но однажды он тоже не смог подняться с постели. Помню, как я лежала в одной с ним комнате, а соседи приходили к нам, чтобы спросить у папы совета, как выхаживать близких. Теперь, я полагаю, та местность стала такой же здоровой, как и любой другой край нашей благословенной страны. По словам старожилов, с тех пор ничего подобного той давней эпидемии малярии не было. Марта Финли

ГЛАВА 1

Не плачь о том, что в мире все проходит: Лишь мир без перемен – для слез достойный повод.

Уильям Каллен Брайант. Сонет «Перемены»

есеннее утро 183- года. Ледяное дыхание зимы сменилось ровным теплым ветром. Леса покрылись легкой зеленой дымкой, сквозь которую еще просвечивали темные ветви. По обочинам дороги подняли свои прелестные головки фиалки и анемоны. Горы и долы облачились в зеленые одежды. Запели, заплясали, зазвенели ручьи, а большая река заструила свои воды с величественной радостью. В садах расцвели яблони, персики и вишни. Птицы вили гнезда, мужчины и женщины трудились в садах и на полях. И надо всей этой красотой сиял «блеск обманчивый апрельских дней»*. Небо то прояснялось, и солнце светило тепло и ярко, то вдруг солнечный лик заслонялся облачной вуалью, и внезапный ливень прогонял тружеников в ближайшее укрытие.

Вильям Шекспир. «Два веронца». Перевод М. Кузмина.

Воздух был наполнен чудесными сельскими звуками – жужжанием насекомых, щебетом пташек, задорным кукареканьем, раздававшимся то совсем рядом, то вдали – петушиные крики, доносящиеся издалека, казались нежнее и мягче. А улицы опрятного поселка Лэндсдейл полнились бодрым шумом человеческой деятельности. Тут продавали и покупали, что-то сносили, а что-то отстраивали. Соседи болтали, стоя на крылечках или у забора, мальчишки свистели и гомонили, окликали приятелей. Кто-то из младших членов семьи, напевая, спешил выполнить родительское поручение, матери баюкали младенцев. Из боковой двери солидного кирпичного дома, стоявшего в глубине сада, где сквозь зеленый бархат травы пробивались фиалки и уже расцветали лилии и калина, выскользнула тонкая девичья фигурка. Лицо девушки, отчасти затененное широкими полями садовой шляпы, свидетельствовало о сильном характере. Красные полные губы – и нежные, и волевые. Прямой нос, маленький упрямый подбородок, четко очерченные брови. Глаза большие, темные, сияющие, окаймленные густыми ресницами. Упругая кожа и блестящие русые волосы так и дышат здоровьем. Девушка быстро огляделась. Руки ее были плотно сжаты, как будто от внезапной боли. С минуту она взволнованно прохаживалась возле дома, пытаясь совладать с собой, затем свернула на тропу, которая вела через сад к ограде, отделявшей его от другого сада. Отворила калитку, и, войдя в нее, снова огляделась, словно кого-то искала. Но нигде никого не было, и девушка скользнула к уютному коттеджу с крылечком, увитым плющом. Окна гостиной были распахнуты, а за ними хлопотала миниатюрная леди средних лет в коротковатом платье из пестрой, более пригодной для занавесок тка14

ни, скроенном по ее собственному вкусу. Леди вовсю орудовала щеткой и тряпкой для пыли. Заметив юную посетительницу, леди заговорила с ней грудным, нежным голосом: — Заходи, дорогая! Прямо через окно и входи. Я так рада тебя видеть! Французские окна доходили до самого пола, так что отозваться на это приглашение не составляло никакого труда. Девушка шагнула через окно в комнату и остановилась, опустив глаза. Губы ее дрожали. — Дитя мое, что стряслось? – вскричала леди. Выронив тряпку и схватив гостью за руку, она подтащила девушку к дивану и заботливо усадила. – Неужели кто-то заболел?! — Нет-нет, все, слава Богу, здоровы, тетя, — девушка проглотила слезы, комом стоявшие в горле, и продолжила уже смелее: — Но кое-что все-таки случилось, и мама послала меня вам рассказать. Помните, недавно папа говорил, что нам нужно будет уехать из Лэндсдейла? Вчера вечером они с мамой все обсудили. Думаю, мама после этого всю ночь не спала... И сегодня за завтраком папа объявил нам, то есть детям, что все решено: мы переезжаем в Индиану. Очень скоро – как только соберемся. Ну вот, теперь я все рассказала! – и девушка вопреки собственному зароку не удержалась от слез. На миг мисс Уэлти Стэнхоп онемела от растерянности. Однако она была из тех, кто при виде людского горя старается как можно скорее предложить поддержку и утешение. Утратить соседство своих ближайших любимых родственников было для немолодой леди тяжким ударом. Мать этого семейства, Марсия Кит, ее рано осиротевшая племянница, с детских лет была вверена заботам тетушки Уэлти и под ее крылом выросла в добрую и заботливую женщину. По сути, Марсия была 15

ей дочерью, а ее детишки – внуками, которых тетушка Уэлти могла любить и баловать, и радоваться им, как радуются своим внучатам все бабушки. А без них – что ее ждет? Одинокая старость! Такой была ее первая мысль, но сразу вслед за этим она подумала, как смягчить горе девушки, плачущей на ее плече. — ПKолно, пKолно, моя дорогая! – заговорила она, тихонько поглаживая руку Милдред. – На новом месте, я уверена, окажется вовсе не так уж и плохо. В любом положении имеется хорошая сторона, нужно только ее увидеть. Тебя ждут новые впечатления, новые знакомства, а в дороге, наверное, и приключения. — Это правда, тетя. А мне так давно хочется приключений! – призналась Милдред, утирая слезы и пытаясь улыбнуться в ответ. — Ты сегодня не в школе? — Нет, тетушка, в школу я больше не пойду. Но это как раз плохо, ведь я мечтаю получить образование. — Что ж, дорогая моя, вы ведь наверняка возьмете с собой книги, а мама с папой – они же очень образованные люди – помогут тебе в занятиях. И кто знает – возможно, ты даже опередишь своих здешних сверстниц. Знания, приобретенные вне школы, нашими собственными усилиями, подчас оказываются самым полезными и прочными. Лицо девушки просветлело. — Если у меня ничего не выйдет, то уж точно не изза недостатка моих собственных стараний! – воскликнула она. Щеки у нее вспыхнули, глаза засияли. Поворачиваясь к двери, Милдред добавила: — Надо бежать домой: мы с мамой примемся за шитье, а потом будем собираться. Хорошо, что я уже выросла и могу ей помочь, ведь у нас столько малышей, вы же знаете, тетя Уэлти! — Ты – поддержка и утешение для мамы, Милли! 16

— Вот только как бы мне стать такой же терпеливой, как она! Малыши порой выводят меня из себя! Они такие непослушные, от них столько шума и проказ. Иной раз рассердят меня так, что я не успеваю сдержаться: то шлепну кого-нибудь, то встряхну хорошенько. А если и не пущу в ход руки, так отругаю на все корки, — сказала Милдред, полусмеясь-полусокрушаясь. Наконец она торопливо распрощалась и побежала домой, а тетушка крикнула ей вслед: — Скажи маме, что я скоро зайду! Милдред упорхнула, а мисс Стэнхоп так и осталась сидеть на том месте, где распрощалась с внучатой племянницей. Ее обычно хлопотливые руки были праздно сложены на коленях, взгляд задумчиво скользил по ковру. Наконец она с тяжелым вздохом подняла голову и внимательно осмотрела комнату, с нежностью останавливаясь то на одном, то на другом предмете, каждый из которых был ей дорог. — Вряд ли за них удастся выручить много денег, — пробормотала она. – Ковер лежит тут уже чуть ли не тридцать лет, цвета его поблекли... А стол и стулья еще старше. И картины на стене тоже. И подушки для кресел – моя бабушка вышила их еще в молодости, много, много лет назад... С этими словами мисс Стэнхоп поднялась и принялась обходить предметы обстановки, поглаживая их или заботливо встряхивая. – Бабушка вышила наволочки по собственному рисунку, сама набила их пером, и для меня они дороже золота... Для Марсии, думаю, тоже. Но для чужого человека это лишь старые, выношенные, не имеющие никакой цены подушки. А для меня – сокровища. Я глубоко к ним привязана. Но привязанность к вещам – что она по сравнению с моей любовью к Марсии и детям! В самом деле, какая ерунда! 17

Мисс Стэнхоп решительно схватила щетку и тряпку, поспешно завершила уборку и затворила ставни. Через несколько мгновений она, уже в шляпке и шали, вышла из ворот своего участка и быстрым шагом устремилась на торговую улицу поселка. Вернулась мисс Стэнхоп часа через два уже не такой пружинистой походкой – она была нагружена какими-то свертками. Пройдя мимо собственного коттеджа, она остановилась перед домом Китов. Увидев тетушку Уэлти, Милдред бегом кинулась к дверям. — Тетечка, сколько у вас свертков! Вам тяжело? Позвольте, я их возьму. — Возьми, дитя мое, и отнеси маме. Я обошла все магазины – столько прекрасных обрезков! Не смогла устоять, все скупила! Малышам в самый раз, а на тебя, боюсь, длины не хватит. Ох, совсем запыхалась, пока дошла! — Садитесь, тетя, садитесь, не говорите больше ничего, пока не отдышитесь, — посоветовала девушка. Она провела мисс Стэнхоп в уютную гостиную и, положив многочисленные свертки на стол, поспешила придвинуть тете глубокое, с мягкими подушками, кресло. — Садитесь и дайте мне шляпку и шаль! — Тетушка! Наконец-то вы пришли! А мы-то думали, где вы задержались! – воскликнула, входя в гостиную, красивая, статная, моложавая женщина, державшая на руках младенца. – Вы ходили по магазинам? Надеюсь, под дождь не попали? — Нет, мне всякий раз удавалось спрятаться, когда принимался дождь. Так и перебегала от магазина к магазину. Стало быть, вы решили расстаться с Лэндсдейлом, Марсия? — С Лэндсдейлом не так жаль расставаться, тетя, как с вами! – голос Марсии, обычно бодрый, на по18

следних словах дрогнул, ее ясные глаза затуманились. — Ну-ну, не переживай, Марсия! С чего ты взяла, что я останусь тут? — Тетя Уэлти! Неужто? Вы готовы пойти ради нас на такую жертву? – вскричала миссис Кит, от радостного изумления чуть не уронив младенца. — На какую жертву? – поддразнила ее тетя, и плача, и смеясь. – Марсия, как тебе хорошо известно, я не могу продать свой дом. Но я нашла, кому его сдать: священник с женой будут счастливы в нем поселиться, потому что своего жилья у них нет. И уж наверное, они будут хорошо обращаться с моей мебелью и прочим скарбом. Я сдала им дом со всей обстановкой на год и поеду с вами в Штат Верзил*. — Великое нашествие конских каштанов** на Индиану! Добрая, преданная своим близким пожилая леди закончила свои речи уже без слез: она поднялась с кресла с чистым, радостным смехом и, протянув руки навстречу трем малышам, которые как раз вбежали в комнату, прижала их к себе и расцеловала, спрашивая каждого из них поименно: — Ты рад, Сирил? Ты рад, Дон? А ты, Фэн? Вы возьмете с собой старую тетушку? Малышня дружно завопила от восторга и принялась обнимать и целовать тетушку. Посыпались вопросы и ответы, а когда все немного успокоились, и дети снова отправились играть, Сирил, закрывая за собой дверь, заметил: *

«Штат Верзил» («Hoosier state») – распространенное прозвище штата Индиана, о происхождении которого до сих пор идут споры. – Прим. переводчика. ** «Штат Конского Каштана» («Buckeye State») – прозвище штата Огайо, а жителей Огайо часто называют «конскими каштанами». – Прим. переводчика.

— Теперь я больше не буду плакать, даже когда мы будем ехать, потому что поедут все, кого я люблю! — А теперь за дело! – призвала тетя Уэлти, набрасываясь на свои свертки. – Я помогу тебе, Марсия, подготовить наш народец к исходу из страны изобилия в западную пустыню. Тут наберется на два-три платьишка для каждой девочки. Эта ткань поплотнее – для дорожных платьев, и, я думаю, надо скроить их с длинным воротом и рукавами стоечкой. Согласна? Миссис Кит выглядела слегка озадаченной, однако быстро уловила смысл сказанного, ибо привыкла к тетушкиной манере от волнения менять слова местами. Она засомневалась: — Не уверена, ведь в таких платьях девочки будут, словно маленькие старушки. Мне кажется, деткам больше идет отложной воротничок и короткие рукава, они уж привыкли так одеваться. К тому же скоро лето, погода ожидается теплая. — Какой дорогой вы поедете? — Через Огайо – по каналу Эри, а потом через Мичиган, кружным путем по озерам. — На воде будет прохладно. — Да, верно. Я последую вашему совету, тетя. — Вот и хорошо: если ручки и шейка закрыты, то дети не простудятся. Да и от солнца детскую кожу надо защитить. Если ты возьмешься раскроить юбки, я примусь за дело прямо сейчас – я с собой и ножницы с наперстком прихватила. В ту пору швейную машинку еще не изобрели, и хотя одежду шили более простых фасонов, чем ныне, одеть большую семью Китов было делом нелегким: чтобы подготовить весь гардероб к дальнему путешествию, требовалась прилежная работа трех-четырех пар женских рук на протяжении нескольких недель. Под руководством матери и тети Милдред превратилась в такую же умелую швею, как и ее наставницы. 20

Взяли в помощь и настоящую портниху, но она могла приступить к работе лишь через несколько дней. А пока три родственницы трудились весь день вместе и обсуждали свои планы. Маленькая Эннис спала тут же в колыбельке или барахталась на ковре у ног матери.

ГЛАВА 2 Ключи к душе ребенка – в руках матери. Именно она кует его характер. Ее неусыпными заботами существо, которое могло бы вырасти варваром, превращается в доброго христианина. И тогда мать чувствует себя так, словно ее увенчали короной царицы мира.

Реплика из старинной пьесы

робили городские часы, зазвонили колокола, засвистели свистки, и «радостные вопли школяров» возвестили наступление полудня. Звук стремительно приближающихся шагов, радостные молодые голоса... Широко распахиваются двери, впуская волну свежего воздуха, и в дом влетают две живые, веселые и красивые девочки, Зилла и Ада, а за ними – подросток по имени Руперт. Большие серые глаза мальчика искрятся смехом и озорством. Руперт – второй ребенок в семье, он родился после Милдред. — Тише, тише, дети! – с улыбкой попросила мать, глядя на их радостные прыжки и па неизвестного ни одному балетмейстеру танца. – Руперт, ты-то уж мог бы вести себя как джентльмен. — Не сердись, мама, я постараюсь. Здравствуйте, тетя Уэлти! А я вас и не заметил! — Мама, он опять дразнится! – пожаловалась младшая девочка. – Говорит, что нам придется жить в виг-

вамах, словно индейцам, и мы станет такими же черными и уродливыми, как их скво*. — Они вовсе не черные, Ада! – поправила ее старшая. – В учебнике географии написано, что они краснокожие. — Тем хуже! Я лучше стану черной, чем красной. — Если будете, выходя на улицу, надевать шляпки, не станете ни черными, ни красными, — вмешалась Милдред, а мать с мягким упреком заметила: — Руперт, сынок, стоит ли рассказывать сестрам выдумки вместо правды? — Я просто шутил, — возразил мальчик и попытался отразить материнский упрек смехом, хотя и залился ярким румянцем. — Я ничего не имею против невинных шуток, но жертвовать ради забавы истиной нельзя! Сын мой, — продолжала Марсия, и слова ее прозвучали необычайно сильно и убедительно, ибо она безусловно верила в то, о чем говорила, — лучше пойти на костер, чем солгать. — Да, мама, ты бы пошла на костер! – отвечал Руперт, с любовью и восхищением глядя на раскрасневшееся лицо матери. – Не упомню, чтобы ты хоть раз на волосок отступилась от истины. – И, подойдя к ней вплотную, он шепотом пообещал: — Мамочка, я постараюсь впредь вести себя, как приличествует твоему сыну. Марсия глянула на мальчика заблестевшими от слез глазами и, уронив на колени шитье, взяла сына за руки. *

Скво – по-индейски женщина; в более узком смысле – индианка; жена индейца. В современном английском языке слово приобрело негативный оттенок, означающий распутную женщину, и в нормальной речи сейчас практически не употребляется. – Прим. ред.

Остальные к их разговору не прислушивались: Зилла и Ада, завидев выкройки новых платьев, кинулись их рассматривать. Они пришли в восторг и обрушили на сестру и тетушку град вопросов. — Мальчик мой, — растроганно сказала миссис Кит, — я предпочту быть матерью бедного, тяжко работающего юноши, который всегда честен и верен истине, чем буду иметь прославленного на весь мир сына-миллионера, который достиг своего положения обманом или сомнительными поступками. Не забывай об этом никогда, Руперт! — Мамочка, я не забуду! Я буду брать пример с папы и с тебя! – ответил подросток, с гордостью глядя на благородное, доброе и умное лицо джентльмена, который как раз в этот момент вошел в гостиную. На руках он держал Фэн, а вокруг его ног вились двое маленьких мальчиков, с которыми читатель уже знаком. — Здравствуйте, тетя Уэлти! – жизнерадостно приветствовал он гостью, усаживаясь подле нее, пристраивая Фэн на одно колено и подхватывая малютку Эннис, которая при виде отца засмеялась и загукала от радости, чтобы усадить ее на другое колено. – Полагаю, вы уже слышали, какие у нас новости? — О вашем отъезде в Индиану, Стюарт? Да. Вы не из тех, кто от добра добра не ищут. — Какое уж тут добро – едва концы с концами сводим, а семья все растет! А если семья растет, то и расходы возрастают. — Чем же тут поможет переезд? Он ведь сам по себе обойдется в кругленькую сумму. — Кто не рискует, тот ничего не добьется. Мы переезжаем в новый штат, где земля пока дешевая. Я вложу деньги в недвижимость и надеюсь, что по мере расширения города она будет дорожать. Но главное, адвокатов в Индиане гораздо меньше, чем здесь. А население там все умножается, поэтому 24

очень скоро понадобятся новые. Так что я надеюсь успеть обзавестись в тех местах обширной клиентурой. Хотя мне так жаль, что нам придется разорвать драгоценные для нас узы, — с омрачившимся лицом продолжал мистер Кит, — но мы пойдем на это ради блага детей. Правда, женушка? – И он обернулся к Марсии с улыбкой, выражавшей безграничную любовь и столь же безграничную уверенность в ее преданности. — Конечно, Стюарт! – послушно и бодро откликнулась жена. – Я думаю, что переезд и в самом деле пойдет детям во благо. Но, знаешь, меня пугает одно: вдруг в Индиане мы не сможем дать им такое хорошее образование, какое они получили бы здесь. Однако решение принято – и мне остается лишь уповать, что оно обернется к лучшему. — К тому же, — продолжила она, с улыбкой поглядывая в уголок, где пристроилась мисс Стэнхоп, — с тех пор, как ты утром ушел из дома, кое-что произошло, и в результате мое огорчение при мысли о расставании с Лэндсдейлом уменьшилось вдвое! — Что же случилось? – в изумлении спросил муж. — А я знаю, знаю, знаю! – завопил Сирил и перекувырнулся на ковре через голову. – Тетя Уэлти едет с нами! Тетя Уэлти тоже едет! Вообразите восторг домочадцев, которые услышали эту отрадную новость впервые! Их радостные восклицания и новое обсуждение планов было прервано призывом садиться за стол. Но как только была прочитана молитва и наполнены тарелки, разговор о переезде завязался вновь, хотя уже не столь бойко. — А не будет ли угрозы со стороны индейцев, Стюарт? – переживала мисс Стэнхоп. — Ни малейшей. Почти все племена переселились на Дальний Запад, осталось только одно, да и то скоро переберется туда же. 25

— Какое племя? Вотапатоми? — Ну да, потаватоми. — Папа, а нам что, придется жить в вигвамах и одеваться в шкуры? – всполошилась Ада. — Нет, у нас будет дом – на худой конец, построим бревенчатую хижину. И одежды мы с собой возьмем вполне достаточно, так что обойдемся без шкур. — А если мы все потеяем по дологе? – подлила масла в огонь Фэн. — Ну, малышка, думаю, в Индиане тоже есть магазины. А уж на худой конец пошьем себе что-нибудь из оленьих шкур. Лэндсдейл был в ту пору маленьким городком, скорее даже поселком. Все там друг друга знали, поэтому едва Киты решили переехать, как на следующий день об этом стало известно всем. Многие сожалели об их отъезде, многие предлагали помочь в сборах, но от этих предложений Киты с благодарностью отказались, ибо, как объяснила миссис Кит, «с помощью доброй тетушки Уэлти, Милдред и нанятой портнихи она вполне справится». И наши мастерицы принялись кроить, резать и шить. Они работали день за днем, с утра до вечера, прерываясь лишь по милости тех членов семьи, которые были еще слишком малы для школы, но достаточно велики, чтобы самозабвенно носиться по дому и саду и баловаться. Младшие дети, будучи от природы отважными и склонными к приключениям, то и дело доставляли неприятности домочадцам или сами попадали в беду, обременяя мать и сестру дополнительными хлопотами. Милдред, хотя и любила малышей от всего сердца, порой теряла из-за их шалостей всякое терпение. — Найдется у вас шнур, миссис Кит? – спросила однажды утром портниха. — Найдется, — отвечала хозяйка, роясь в корзинке для рукоделия. – Куда же он подевался? У меня оста26

валось еще два или три куска. И упаковка с иголками пропала. Милдред, ты не брала? — Детишки забегали к нам полчаса тому назад, мама, я видела, как Дональд заглядывал в твою корзинку. — Беги скорей, посмотри, что они сделали со шнуром и иголками! Милдред вышла в прихожую и прислушалась: не укажут ли ей звонкие ребячьи голоса местонахождение проказников. Вот они, голосочки – доносятся из сада. Подойдя к двери, Милдред увидела обоих мальчиков: сидя на траве, они возились со змеем, которого смастерил для них Руперт. — Что вы делаете? – спросила Милдред, подходя ближе. — Привязываем хвост подлиньше. — Откуда у вас эта бечевка? Ответа не последовало – лишь быстрый обмен виноватыми взглядами да опущенные долу розовощекие личики. — Ясно-ясно! Стащили шнурок из маминой рабочей корзинки. А теперь он нам нужен, но вы его испортили! Зачем вы его разрезали и завязали узлами? — Понимаешь, Милли, — попытался оправдаться Сирил, — сначала Дон был безумцем и я связал его этой веревкой, а потом ее пришлось разрезать, потому что развязать узлы не получалось. — Ах вы проказники! В другой раз не берите ничего без разрешения. Бумажку с иголками тоже вы прихватили? — Нет, мы не брали. Может быть, Фэн взяла. Милдред отправилась на поиски Фэн и обнаружила сестренку в глубине сада: та деловито копала землю и что-то в нее сажала. Бумажка от иголок – уже без единой иголочки – лежала подле нее. — Фэн! – заговорила Милдред, поднимая с земли пустую бумажку. – Что ты сделала с иголками? 27

— Посадила их тут на гьядке. Они выястут, и у мамы и у тебя будет много-пьемного иголосек! — Ах ты глупая девчонка! Иголки не бобы, они не растут. Ну-ка показывай, куда ты их закопала! — Всюду-всюду, на этой гьядке, и на той, и на той гьядке. Милдред взяла палку и минуту-другую рылась в земле, однако вынуждена была признать, что отыскать иголку в «гьядке» ничуть не легче, чем в стоге сена. Ей пришлось вернуться в дом с пустыми руками и доложить о злосчастной судьбе, постигшей иголки и шнур. Мальчики успели прибежать в гостиную раньше сестры и теперь стояли перед матерью, покаянно протягивая ей обрывки шнура и обещая никогда, никогда так больше не делать. — Мы же не подумали, мамочка! – твердил Дон, заглядывая матери с глаза с такой умилительной смесью искреннего огорчения и жизнерадостности , что мать не могла не поцеловать его и ответила уже с улыбкой: — Ах, сыночки, пора уже вам научиться думать! И трогать мамочкины вещи без разрешения нельзя. А теперь бегите играть и постарайтесь вести себя хорошо. — Мамочка, мне кажется, ты им чересчур потакаешь, — заметила Милдред, не вполне довольная таким исходом событий. — Возможно. Однако если я в чем-то и перегибаю палку, то лучше уж в пользу милосердия, чем суровости. — Ты права, мамочка, – мне бы вовсе не хотелось, чтобы озорников выпороли. И она со смехом поведала матери историю Фэн, которая старательно возделывала грядки с иголками. А затем, поскольку без шнура и иголок работать дальше было невозможно, Милдред надела шляпку и отправилась в магазин. 28

Милдред была одной из самых красивых, образованных, утонченных и во всех прочих отношениях прелестных девиц поселка. К тому же она принадлежала к одному из лучших его семейств. Поэтому юная леди всегда была окружена всеобщим вниманием и не могла пожаловаться на недостаток кавалеров ни на вечеринке, ни на пикнике, ни на каком-либо другом собрании местной молодежи. Вот почему в тот момент, когда она выходила из галантерейного магазина, где приобрела все необходимое для шитья, к ней, торопливо перейдя улицу, присоединился Спенсер Холл. Он был единственным сыном самого богатого человека в окрKуге. Большинство девиц, равно как и их уважаемые маменьки, смотрели на этого прекрасно обеспеченного молодого человека как на самую желанную добычу. Милдред, однако, не принадлежала к этому большинству, ибо в ее глазах молодой Холл был юноша пустой, праздный, самодовольный, суетный и чрезмерно гордящийся ту го набитым кошельком от ца. По этой причине она довольно холодно ответила на приветствие Спенсера, в глубине души сожалея, что стол кну лась с ним, и меч тая, чтобы ка кая-нибудь другая встреча избавила ее от столь неприятного общества. Как изумился бы юный щеголь, сумей он проникнуть в мысли Милдред! Он-то ни на миг не сомневался, что она чрезвычайно польщена его вниманием. Он был разодет в костюм тонкого черного сукна, шелковый цилиндр и в новенькие безупречно чистые кожаные перчатки – а как выглядит на его фоне она? Коленкор, не раз стиранные хлопчатобумажные перчатки, простенькая соломенная шляпка... Да ведь его родитель в сотни раз богаче ее отца! Любезно, но в то же время покровительственно, мо29

лодой человек, пристроившийся идти рядом с Милдред, заметил: — Неужели это правда, мисс Кит? Вы и в самом деле нас покидаете? Представить себе не могу, как Лэндсдейл будет без вас обходиться! — Да, мистер Холл, мы уезжаем, это чистая правда, — ответила Милдред, позволив себе лишь слегка покривить губы. – Наверное, друзья моих родителей будут без них скучать. Что же до меня, то не думаю, чтобы мое отсутствие как-то сказалось на благополучии города и счастье его жителей. — Кое-кого ваш отъезд, несомненно, затронет, — с удвоенной любезностью возразил Холл и прибавил шагу, чтобы поспевать за девушкой, которая теперь шла так быстро, как только могла. – Мы не хотим с вами расставаться! Нет ли возможности уговорить вас остаться? — Разумеется, нет, разве что мои родители переменят планы и решат остаться – но такое вряд ли возможно. — Мисс Кит, вы, сами того не замечая, все ускоряете шаг, — рассмеялся Спенсер. – Прошу вас, пойдемте медленнее, ведь мы же не знаем, когда нам еще доведется прогуляться вот так, вдвоем. — Прошу прощения, но я очень спешу. Вы же отнюдь не должны утруждать себя, поспевая за мной – средь бела дня я найду дорогу домой и без провожатых. — Не смейтесь надо мной, дорогая моя юная леди! Я готов куда к более тяжким трудам ради удовольствия провести в вашем обществе хоть минутку, но увы! Чем быстрее мы идем, тем меньше времени остается на разговор. — Я уже сказала вам, что я спешу. До отъезда нужно успеть сделать очень многое! – холодно возразила девушка и не сбавила, а, пожалуй, даже увеличила скорость. 30

— Нет времени перекинуться словцом со старым другом, вот как? В таком случае, мисс Кит, желаю вам доброго утра! – и с раздражением отвернувшись от Милдред, Холл более привычной для него праздной походкой двинулся в противоположном направлении, а девушка продолжила свой путь. — Не может быть! Что воображает о себе эта глупая девчонка?! – вдруг вскричал Холл, оглянувшись и увидев, что Милдред не просто замедлила шаг, а остановилась, чтобы поговорить с их общим знакомым Фрэнком Осборном, юношей на пару лет моложе него. Этот парень вынужден был сам пробивать себе дорогу: он прилежно учился и много работал, чтобы содержать овдовевшую и больную мать. К Фрэнку Милдред питала глубочайшее уважение, хотя он и казался ей еще мальчиком, а не мужчиной. Она совершенно не подозревала, что была для него средоточием всех добродетелей и всей грации мира, и он хранил в сердце каждое ее слово, улыбку, взгляд. Милдред и не догадывалась, что Фрэнк, дабы спасти ее от опасности, с готовностью пожертвовал бы жизнью. Это была первая, полудетская, но искренняя и сильная любовь. Весть об отъезде Китов в места, которые в ту пору казались далекими и дикими, сразила бедного Фрэнка наповал. Однако с присущим юности оптимизмом он решил, что за несколько лет сумеет обрести богатство и славу и отправится вслед за Милдред. Он не сомневался, что разыщет ее хоть на краю земли! Глаза Фрэнка загорелись, щеки вспыхнули, когда, погруженный в свои мечты, он свернул за угол и чуть не налетел на шедшую быстрым шагом Милдред. Девушка остановилась и дружески протянула ему руку. Он пожал ей руку – почтительно, чуть ли не набожно. — Как поживаете, Фрэнк? Как чувствует себя ваша 31

матушка? – расспрашивала девушка, глядя на него ясными глазами. — Лучше, мисс Милдред, благодарю вас. А как вы? Неужели это правда, что вы уезжаете так далеко? – горестно воскликнул он. — Да – в страну верзил, диких индейцев и волков! – шутливо ответила она. – Вы мне завидуете, Фрэнк? — Я завидую тем, кто едет вместе с вами, — со вздохом возразил юноша. – Там в дальних краях вы не забудете старых друзей, мисс Милдред? — Нет! Конечно же нет, Фрэнк! – сердечно заверила его Милдред. – Но теперь – прощайте: я должна поскорее вернуться домой. Улыбкой и кивком простившись с другом, она вновь ускорила шаг, чем очень порадовала Холла, ревниво наблюдавшего за этой сценой. Холл был доволен тем, что разговор не продлился долго, но его все-таки точило неприятное открытие: «этому оборванцу» Милдред оказала больше внимания, чем ему, баловню судьбы и наследнику изрядного состояния.

ГЛАВА 3

Из материнских уст и с детских лет Усвоен крепко истины завет.

Неизвестный автор

теперь, — заявила Милдред, вновь берясь за шитье, — я буду работать изо всех сил, чтобы наверстать упущенное: я твердо решила закончить платье для Ады сегодня. Но едва она это сказала, как из прихожей послышался вопль, звук падения и такой грохот, как будто кто-то скатился по ступенькам. Женщины разом побросали шитье, ножницы, наперстки – все вперемешку – и опрометью кинулись на шум. Лестница была залита водой. Фэн сидела на ступеньке вся мокрая и громко рыдала. У подножья лестницы среди осколков большого кувшина валялся оглушенный падением Сирил, из пореза у него на лбу лилась кровь. Дон таращился на лежащего брата с верхней площадки и щедро вносил в общее смятение свою лепту, безостановочно вопя: «Он умKил! Ай-яй-яй! Силил умKил!»

-А

— Нет, я не умер, — возразил Сирил, неуверенно поднимаясь на ноги. – Мама, я не хотел! Пожалуйста, не вели Милли ругаться. Ой, мамочка, полечи меня! – И он схватился за голову. — Конечно, сыночек, сейчас-сейчас, — пообещала миссис Кит, осторожно сводя края пореза. – Милли, принеси быстренько тазик с холодной водой. Тетя, в ящике рабочего стола есть пластырь. Дон, успокойся! Фэн, не надо плакать. Сирил не так уж сильно поранился, сейчас мамочка все исправит. Все ее распоряжения были быстро и послушно исполнены, рана умело перевязана, а Фэн получила сухую одежду взамен промокшей. Лишь после этого взрослые спросили у детей, что случилось. — Понимаешь, — запнулся Сирил, — понимаешь, мамочка, Фэн хотела помыть ручки. У нее были грязные ручки, потому что она копала свою грядку. Совсем грязные были ручки. А воды в кувшине не было, и мы отнесли его вниз и налили воды доверху, и я пошел наверх и понес кувшин. Но наверху нога сама поскользнулась, и я упал вместе с кувшином и сбил Фэн с ног, потому что она шла за мной. Я ничего не мог поделать, мамочка! Правда же, я нечаянно, Дон? — Он несяяно, несяяно, — подтвердил Дон. – И Фэн тозе несяяно. — Силил себе голову лазбил, — вставила, жалеючи брата, Фэн. — Ну что ж, Сирил ты уже сам себя наказал, — подвела итоги мать, целуя своего мальчика. – И намерения у тебя, насколько я поняла, были хорошие, кувшин ты взял не ради озорства. Только уж, пожалуйста, дорогие, в следующий раз, как вам понадобится вода, попросите маму или сестрицу Милли. — Вот утро и прошло, — вздохнула Милдред. – И по меньшей мере час потерян из-за выходок наших озорников. Надеюсь, на сегодня с них хватит! 34

Тщетные надежды! Чересчур энергичные детские души не знали отдыха – им нужно было куда-то девать избыток сил. Правда, целых два часа малышей не было ни видно, ни слышно. Только-только миссис Кит высказала предположение, не очередная ли проделка побудила их затаиться, – и как по заказу со второго этажа послышались вопли и рыдания трех голосов, явно взывавших к сочувствию старших родственниц, которые, не разгибаясь, трудились в гостиной. На этот призыв о помощи откликнулись так же быстро, как и на предыдущий. Мать, тетя и сестра поспешили на помощь. Войдя в комнату, откуда доносились завывания, они обнаружили, что Фэн заперта в шкафу, а оба ее братца уселись в нижний ящик комода. Под их тяжестью комод так сильно накренился, что самостоятельно выбраться мальчишки уже не могли. Прислоненный к комоду стул помешал ему рухнуть и таким образом спас озорников от серьезного увечья. Но им все равно пришлось несладко, о чем выразительно говорили их позы – тело сложено чуть ли не вдвое, ноги болтаются в воздухе. Еще яснее о плачевном положении озорников говорили истошные вопли, вырывавшиеся из маленьких глоток. Миссис Кит и тетушке Уэлти хватило одной минуты, чтобы, от души смеясь, придать комоду вертикальное положение и выручить потерпевших. Милдред тем временем подбежала к шкафу, отперла его и подхватила на руки плачущую сестренку. — Бедная малышка, кто ж это тебя запер? — Силил запел. Сказал, что я уклала и буду сидеть в тюльме. А потом я боялась, что тюльма упадет, она вся тляслась, когда я хотела вылезти. — Ах, негодник! – вскричала Милдред, бросая гневный взгляд на старшего из троицы. Сирил и Дон выползли из ящика и встали перед сестрой чуть ли не 35

навытяжку. Физиономии у них были смущенные и виноватые. — Мама, мне кажется, Сирил заслужил наказание. — Я ничего ей не сделал, — бормотал мальчик, повесив голову. – Я собирался ее сразу выпустить, но мы залезли в ящик, а комод перевернулся. Мы же не нарочно, правда, Дон? — Нет, он сам пел вел нул ся, — под хва тил млад ший. – Позалуйста, мамочка, мы будем осень-осень холосые! — Вы бы очень сильно ушиблись, если б не этот стул, — сказала мать, придавая своему лицу как можно более строгое выражение. – Я так благодарна Богу за то, что вы уцелели! А вас я очень прошу никогда больше ничего подобного не делать. И ни в коем случае не запирайте друг друга ни шкафу, ни в кладовке, — добавила она, усаживаясь и притягивая к себе Фэн. Она принялась целовать и успокаивать все еще всхлипывавшую девочку, а мисс Стэнхоп и Милдред тем временем укладывали на место содержимое ящика: мальчишки, устраивая себе «гнездышко», бесцеремонно выбросили все на пол. — Почему, мама? – поинтересовался самозваный тюремщик. — Потому что это очень опасно. Ваша маленькая сестренка могла бы напугаться до судорог или даже умереть от недостатка воздуха. Глаза Сирила широко распахнулись, и он тут же заревел в голос – словно увидел свою любимую сестренку бледной, холодной, мертвой – и это по его вине! — Я никогда никого не буду запирать! – рыдал Сирил. — Конечно, не будешь – ты же большой старший брат, ты будешь защищать и оберегать Фэн, будешь о ней заботиться и не допустишь, чтобы с ней случилась беда. Мой Сирил никогда не обидит девочку, 36

словно трус. Он не обидит никого, кто младше или слабее него. Одна только беда – иной раз он не думает, что делает. — Но я не сделал Фэн больно, мамочка! — Нет, сынок, сделал: погляди, как она расстроена! Сирил перестал рыдать и на минутку призадумался. — Наверное, так оно и есть, — сказал он. – Вот что, Фэн: прости меня. Мне правда очень жаль! Если хочешь, теперь ты будешь тюремщиком и запрешь меня в шкаф. — Нет, нет! Я же сказала: никого никогда не запирать! – поспешно перебила его мать. — Я и не стану никого запилать! – возмущенно ответила Фэн, обеими руками утирая слезы со щек. — Во что вы превратили комнату! – сердилась Милдред, задвигая ящики комода и оглядываясь по сторонам, чтобы оценить причиненный ущерб. – Стулья сдвинуты, а вон те даже опрокинуты, постель сбита, весь ковер какими-то бумажками засыпан! — Подберите все, дети, и постарайтесь обойтись без новых проказ хотя бы до вечера. Нам нужно заниматься шитьем, — взмолилась миссис Кит, выходя из комнаты вслед за тетушкой. Милдред задержалась, чтобы помочь малышам с уборкой. — Разве можно так себя вести? Я бы вас выпорола, честное слово, с удовольствием выпорола! – приговаривала она, подбирая осколки хрупкой фарфоровой вазы (а ваза эта принадлежала лично ей) и обрывки письма, написанного ей любимой подругой. — Милли, — торжественно заговорил Сирил, — а если бы мы все умерли – тебе было бы жаль? — А если бы я умерла, — парировала она, — тогда вы пожалели бы, что испортили дорогие мне вещи? И все же слова Сирила заставили ее устыдиться, и их отзвук преследовал Милдред до ночи. 37

Наступил вечер. На столе в гостиной горели две свечи, Милдред с мамой усердно работали иголками. Остальные домочадцы уже улеглись в постель, мисс Стэнхоп и портниха давно ушли. — Доченька, на сегодня довольно! – сказала миссис Кит. – Ты выглядишь усталой. Совсем ты у меня, наверное, замучилась, ведь нынче выдался нелегкий день. — И правда, мамочка, хлопот было много. И всетаки мне легче, чем тебе: я хоть прошлась по свежему воздуху, а ты все шила, стежок за стежком, с утра и до сих пор. Ты, пожалуйста, не прогоняй меня! Я хочу остаться и работать, пока ты не пойдешь спать. Мне кажется, что старшая дочь имеет право делить с матерью ее труды. — Дорогая моя девочка! Ты для меня такое утешение! Каждый день я благодарю Бога, пославшего мне тебя! – воскликнула мать, глядя на дочку. На глаза миссис Кит навернулись слезы счастья. – Но ты ведь еще растешь, поэтому тебе требуется больше отдыха и сна, чем мне. Иди, доченька, не нужно меня дожидаться. — Мама, позволь мне задержаться еще немножечко! – попросила девушка. – Мне нужно поговорить с тобой – как мы иногда разговариваем, только ты и я. Мамочка, я ужасно собой недовольна! Сегодня я сильно рассердилась на Сирила и Дона, потому что они разбили мою любимую вазу – я дорожила ею потому, что ее подарила мне ты, и она была такая красивая! А еще они порвали то дивное письмо, что мисс Грей написала мне перед самой смертью. — Вот как! Я и не знала, что ребята учинили столько бед. Сочувствую твоим потерям, дорогая. — Да, мамочка, я знала, что ты мне посочувствуешь. Но хуже всего, что я опять потеряла власть над собой. Как бы я хотела стать такой терпеливой, как ты! 38

— Боюсь, дорогая, иногда терпения мне хватает лишь на то, чтобы не показать, как я огорчена, — с мягкой улыбкой ответила мать. — Но знаешь, что очень помогает мне справляться с бедами? Особенно с маленькими повседневными неприятностями? — Что, мамочка? — Мысль, что они посланы, или, по крайней мере, попущены мне Богом. Нашим Отцом, Который не делает ошибок и не судит сгоряча. Я уверена, они даны мне затем, чтобы я возрастала в благодати – ты ведь знаешь, что трудности делают нас сильнее. Милдред печально вздохнула: — Я все время даю себе зарок не поддаваться гневу, но злюсь снова и снова. И после этого я ужасно собой недовольна! И еще боюсь, что у меня ничего не получится, я так и буду сердиться по любому поводу. Что мне делать? — Стараться самой и молиться, дитя мое. Силу нам дает Господь, Он – наша крепость. Отвернись от себя, постарайся совершенно забыть о себе, всматриваясь в Иисуса Христа. Наполни ум и сердце Его дивным образом! Наполни так, чтобы ни для чего больше не оставалось места – и тогда ты возрастешь в Его подобие. Глаза Милдред, когда она подняла их на мать, радостно блестели. — Думаю, ты указала мне самый правильный путь, — негромко, прочувствовано сказала девушка. – Уверена, что так оно и есть. И я постараюсь, ведь я и правда хочу уподобиться Ему, мама, ибо Он для меня воистину «лучше десяти тысяч других»*. — О, как Господь добр ко мне! – воскликнула мать, и в ее глазах заблистали радостные слезы. – Я несказанно счастлива, что ты в таком юном возрасте узнала и полюбила Его, ведь об этом я всегда молилась и мо*

Книга Песни Песней Соломона 5:10.

люсь! Молюсь за всех моих возлюбленных детей с той минуты, как каждый из вас появился на свет! Несколько минут мама с дочкой работали молча, потом на губах миссис Кит вдруг заиграла улыбка, и Милдред не преминула спросить, чем она вызвана. — Вспомнила одну твою детскую проказу, — рассмеявшись, ответила мать. – Придется тебе относиться к младшим братишкам и сестренкам помягче, ведь ты вела себя ничуть не лучше. Ты еще не умела ходить, когда я застала тебя на столе, накрытом к чаю: в каждой ручонке по горсти сахара, ротик набит битком, личико грязное и липкое. Карабкаться-то ты рано научилась, и от тебя мало что удавалось спрятать. А Руперт, едва он начал ползать, стал преданно следовать за тобой – от шалости к шалости и от беды к беде. Вы все тащили, роняли, ломали, резали, портили... И вскоре уже принялись лазить на деревья, через заборы, даже на крышу через окно вылезали. Тебе непременно требовалось попробовать на вкус все, что казалось съедобным, – мыло, свечи, камфару, щелок, лекарства. Ты до всего добиралась, а вслед за тобой Руперт, и я жила в постоянной тревоге за вас. — Бедная моя, дорогая мамочка, как мы тебя мучили! – сочувственно воскликнула девушка. – Мы ничем, никогда не сможем отплатить тебе за твою любовь, терпение и заботу. — Доченька моя, вы, мои дети, вполне достаточная награда за все заботы! Вы такие замечательные, и дороже вашей любви для меня ничего нет! – радостно ответила миссис Кит. – Не могу выразить, какое счастье дарит мне общение с тобой и твое доверие – ведь я знаю, что ты не имеешь от меня секретов. — Никаких секретов, — подтвердила Милдред. – Зачем? Ведь ты у меня самая лучшая, самая мудрая на свете мамочка, и к тому же мой самый близкий друг. 40

И тут, припомнив утренние события, она с юмором изобразила свою встречу со Спенсером Холлом. — Если б я и решилась оставить тебя в Лэндсдейле, то уж никак не ради него, — со смехом подхватила миссис Кит. – Очень рада, что у тебя достало здравого смысла не заинтересоваться этим барчуком. — Вот уж кто-кто, а Спенсер меня ничуть не интересует. Некоторые девушки мечтают о такой завидной партии из-за богатства его отца. Но, по-моему, юный мистер Холл и сам не имеет серьезных намерений относительно меня, и мне захотелось показать ему, что я прекрасно это понимаю. А еще мне не по душе его суетность. Хотя, по правде говоря, даже будь у него самые серьезные намерения, меня бы он все равно не привлек.