прочие донесения (информация Управления по проверке партийных органов ЦК ВКП(б), сводки «О политических настроениях населения городов и промышленных центров»...), сопоставляя их со статистикой. Это наиболее очевидный метод. Есть каналы для более эксклюзивной, точечной информации, о которых упоминает Константин Симонов: «проводя между сорок восьмым и пятьдесят третьим годами все свои так называемые творческие двух-трехмесячные отпуска за работой сначала в Сухуми, а потом под Сухуми, в поселке Гульрипши, и познакомившись там и со многими абхазцами, и со многими грузинами, я знал о деятельности Берии в бытность его на Кавказе... Мои собеседники отнюдь не были болтливы, да и время не располагало к такой болтливости, но все-таки то одно, то другое у них прорывалось». Но информацию Симонова никак нельзя было использовать, она предназначалась только для «тайного знания» и, может, передачи на кухнях. Информации о будущем можно было ожидать только сверху. Советские граждане вели привычные для себя беседы на политические темы не только по традиции, а пытаясь угадать, какие бытовые последствия стоят за разными политическими решениями или сообщениями. Социальное сознание пыталось угадывать смысл и последствия событий в приоткрывшемся широком мире: «Секретарь комсомольской организации одного из колхозов Новосибирской области, будучи в районном центре, услышала по радио о [Фултонской] речи Черчилля и немедленно передала по телефону в свой колхоз, что Черчилль призывает к войне». Какой-то московский рабочий доказывал: «Я слышал, что война уже началась в Китае и в Греции, куда вмешалась Англия с Америкой. Не сегодня-завтра нападут на Советский Союз». «Теперь подготовкой к войне народ объявлял самые разные решения правительства — будь то повышение пайковых цен («Перед войной всегда цены повышают»), или отмена карточной системы («Чтобы народ лучше шел воевать»)10. В 2003–2005 годах в российской печати регулярно появлялись политологические проекты под названиями типа «Крепость Россия». Трудно сказать, были ли они 10. Цит. по: Зубкова Е. Послевоенное общество. Реформы и повседневность. 1945–1953. М., РОССПЭН, 2000, с. 171. 11. Constantino Renato. Neocolonial identity and counterconsciousness: Essays on cultural decolonization. London: Merlin press, 1978.
54 | #10-11 [ Транслит ] 2012 | trans-lit.info
выполнены, но в первые послевоенные годы атмосферу создавали точно такие же проекты. Это были закон о запрещении браков с иностранцами (февраль 1947), учреждение Комитета информации для приезжающих из-за границы, создание Бюро по въездам и выездам при Совете министров СССР, постановление о репертуаре драматических театров (1946 — надо было исключить из репертуаров постановки иностранных авторов) и кампания против «космополитизма» и «низкопоклонства перед заграницей». В деревнях были поставлены плакаты с призывами не верить рассказам про Европу, с которыми вернулись репатриированные. Из Управления кадров ВКП(б) в ЦК писали о том, что в результате частых заходов советских кораблей дальнего плавания в иностранные порты «имеет место низкопоклонство и раболепие перед буржуазной культурой». Трофейные фильмы, такие, как «Тарзан», которые показывались в небольших кинотеатрах, и американский джаз, который несколько лет после войны еще громко звучал на больших городских улицах из репродукторов — объявлялись «признаками распада». Избыточные ссылки на иностранных авторов в публикациях были одним из поводов для «судов чести» над учеными. Это не было акцией, рассчитанной на заграницу, это была пропаганда для внутреннего употребления. В книге, посвященной модернизации Филиппин, местный автор Ренато Константино пишет, что «типичной трудностью при модернизационном процессе является спрос на предметы быта и моды, характерные для образа жизни более развитых стран, недоступные для массового производства в модернизующейся стране»11. Пропаганда строила «крепость Россию», отделяя ее от Запада, с прямо-таки религиозным исступлением: Матери, берегите детей не от правды суровой — от приукрашенной лжи, от страшного трупного яда, переползающего через рубежи. Маргарита Алигер
Публичные выступления были полны текстовок типа: «Даже последний советский гражданин, свободный от цепей капитала, стоит головой выше любого зарубежного высокопоставленного чинуши, влачащего на плечах ярмо капиталистического рабства».