Диалог by Katechein K

радуга 6

На вкладыше: Плакат «МИЛОСЕРДНАЯ ТРОИЦА»

ДИАЛОГ Диалог в учении Церкви Между верностью себе и открытостью Как вести диалог с тем, кто тебя не слыши

в номере: Хосе М. Вегас CMF От редакции

Иванов Константин Чудо Благовестия в России

Мария Менкович Между верностью себе и открытостью

ЛИТУРГИЯ

ОТПЛЫВИ НА ГЛУБИНУ

д. Владимир Дегтярев Святая Троица как община диалога 2

Мариано Х. Сиерра CMF Диалог в литургии

МАСТЕРСКАЯ

Светлана Черняева Психологические аспекты успешного диалога

Александр Доброер Богословские основания диалога 13

Мария Проскурина SSpS Марина Казакова Разногласия – повод для диалога или конфликтов?

Алина Павлова Диалог в учении Церкви

СЛОЖНЫЕ ВОПРОСЫ

Юзеф Дремлюг Как вести диалог с тем, кто тебя не слышит

Кирилл Войцель Откровение как диалог: «В начале было слово…»

свящ. Сергей Тимашов Диалог в Энциклике «Бог есть Любовь» папы Бенедикта XVI

У ИСТОКА

ВСЕГО ПОНЕМНОГУ

Хосе Мария Вегас CMF «Египетское золото»: диалог веры и культуры как стиль евангелизации 26

Свидетельство: Супружеские встречи 62 Cоветуем прочитать

Издание осуществлено при содействии RENOVABIS.

Бог – это не абсолютный монарх, тиранически требующий от своих подданных безоговорочного подчинения. Бог-Троица, в Которого мы верим, – это Бог, пребывающий в постоянном внутреннем диалоге. Единство Божие осуществляется на пути непрерывного обмена Своими сокровищами между различными Лицами Троицы. Именно в этом – корень тех отношений, которые Бог устанавливает со Своим творением: отношений, суть которых отнюдь не во взаимодействии между господином и его рабами. Суть этих отношений и не в исполнении человеком божественных повелений, подкрепленных угрозами. Это лишь несовершенные образы, отражающие восприятие, еще не созревшее для понимания истинной природы отношений между Богом и человеком. Диалог – вот ключ к постижению божественного Откровения. Само Творение – это призыв к бытию. История человечества – это история спасения именно потому, что она полна обращенных к нам Богом призывов к близости, общению, союзу, любви. Понятое так Воплощенное Слово становится окончательным, совершенным проявлением отношения Бога к человеку. Бог призывает нас, и человек может услышать Его и ответить Ему. Основа религиозного опыта – это слышание и ответ на этот призыв: призыв, исполненный уважения, а не собственнического диктата. Даже сама возможность греха может пониматься как пространство, которое Бог дает человеку, чтобы тот мог свободно ответить – даже отказом! – на Его призвание. Евангелизация, катехизация, возрастание в христианской вере – все это способы развить в человеке способность слышать глас Божий, внимать Его бесчисленным призывам, любовью отвечать на Изначальную Любовь. А если отношения с Богом – прежде всего диалог, то не обязывает ли нас это и к диалогу внутри Церкви, диалогу как основе наших братских отношений с ближними? Не следует ли нам, подобно Троице, развивать единство в многообразии? И, наконец, диалог с миром, нас окружающим: не должен ли он быть основной формой проповеди Евангелия? Хосе М. Вегас CMF

ОТПЛЫВИ НА ГЛУБИНУ

д. Владимир Дегтярев

СВЯТАЯ ТРОИЦА как община диалога 1. Иисус «показывает» Бога

ысленно перенесемся в Иудею I века, в Иерусалим. Приближается праздник Пасхи – главный из иудейских праздников. В чистой убранной комнате только что закончилась ритуальная пасхальная трапеза. По иудейским обычаям такая трапеза должна была совершаться в тесном семейном кругу. В данном случае Учитель по имени Иисус родом из Назарета совершил ее вместе с членами Своей духовной семьи – ближайшими учениками – апостолами. Все обряды исполнены, однако Учитель не спешит покинуть гостеприимный кров. Он все еще продолжает беседу: ведь Он знает, что Его земной путь подошел к концу, а только что закончившаяся трапеза с учениками – последная в Его земной жизни, и через несколько часов Он будет схвачен, затем подвергнут бичева1 2 3 4 5

Ср. Ин 15,15. Ин 14,5. Ин 14,6-7 Ин 14,8. Ин 14,9-10.

нию, осужден на смерть, казнен… Иисус в последний раз обращается к Своим друзьям1 – тем, кто пока остается на земле, и эта Его речь имеет характер духовного завещания. Однако апостолы пока неспособны проникнуть в смысл происходящего, слова Иисуса кажутся им загадочными. Общее недоумение выражает Фома: «Господи! не знаем, куда идешь; и как можем знать путь?»2. Иисус отвечает Своим непонятливым ученикам: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня». И продолжает: «Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего. И отныне знаете Его и видели Его»3. Но апостолы опять не понимают о чем и о ком идет речь. Один из них – Филипп – вновь задает недоуменный вопрос: «Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас»4. Иисус же высказывается очень ясно: «Видевший Меня видел Отца… Разве ты не веришь, что Я в Отце и Отец во Мне?»5 .

О Т П Л Ы В И

Подавляющее большинство людей так или иначе верит в Бога. Однако слово «Бог» остается абстрактным понятием, пока не последуют уточнения. Мало сказать: «я верю в Бога». Важно ответить на вопрос: в какого Бога я верю? Так, иудеи верили и верят в Бога Авраама, Исаака и Иакова – Бога, Который вывел Израиль из земли Египетской и заключил с ним Завет на Синае. У мусульман Бог (Аллах) – это Тот, Кто призвал пророка Магомета и выразил Свое окончательное Откровение в Священной Книге – Коране. Ученые и философы с древних времен и до наших дней видят в Боге универсальный разум вселенной. Для нас, христиан, Бог – это Бог и Отец Иисуса Христа, Бог, силой Святого Духа воскресивший Христа из мертвых6. Именно в отношениях Отца и Сына Бог открывает нам Себя таким, какой Он есть, т.е. открывает Свою сущность. Именно это мы имеем в виду, когда говорим, что Иисус «показал» нам Бога. Вот как повествует об этом автор Послания к Евреям: «Бог, многократно и многообразно говоривший издревле отцам в пророках, в последние дни сии говорил нам в Сыне, Которого поставил наследником всего, чрез Которого и веки сотворил7» . Евангелист Иоанн называет Иисуса – Сына Божия – «Словом Бога»: тем Словом, в Котором Бог «высказался» полностью и окончательно8. Итак, о Боге теперь следует говорить опи-

Н А

Г Л У Б И Н У

раясь на Его отношения с Иисусом – Его возлюбленным Сыном. Иисус принес не просто некое новое учение «о Боге», не просто «теорию Божественной сущности», новую этику или «единственно правильную идеологию». Бог для Иисуса – живая реальность, Тот, кто предельно близок, Тот, к Кому можно обращаться запросто: Авва (Отче), Тот, с Кем можно находиться в непрестанном диалоге. Он предложил нам возможность новой жизни с Богом – жизни, которая открывается в духовном опыте Сына: «Все предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть»9. Богом, открывшимся во Христе, нельзя «обладать», как обладают вещью, но можно жить в Нем, как живет Его Сын – Иисус, с Ним можно вступить в сыновние отношения, с Ним можно вести диалог. Можно утверждать, что христианство – религия отношений: живого, основанного на диалоге любви, общения между Богом и человеком, а также общения усыновленных Богом людей между собой. В ее центре – личность Посредника таких отношений – Иисуса. Три года Он тесно общался с апостолами, которые могли видеть Его отношения с Богом и людьми, могли учиться у Него. Иисус не учил закону

6 Ср. Рим 4,24: мы (христиане) – верующие «в Того, Кто воскресил из мертвых Иисуса Христа, Господа нашего». 7 Евр 1,1-2. 8 Ср. Ин 1,1-18. 9 Мф 11,27.

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

или морали, Он учил общению. Покидая этот мир, Он оставил Церковь, т.е. Своих учеников и последователей, находящихся в определенных отношениях с Богом и друг с другом. Полагая начало этим отношениям, Иисус из Назарета явил миру образ Бога, заинтересованного в диалоге любви, ставшего его инициатором. Этот образ Бога, раскрывающегося в диалоге, выражен в опыте Иисуса, называвшего Бога Отцом, а Себя – Его Сыном.

2. Иисус – Сын Божий Именование Бога «Отцом» не было чуждо Ветхому Завету, однако в современной Иисусу иудейской традиции Его практически никогда так не называли. Это казалось слишком вызывающим и непочтительным по отношению к Тому, само имя Которого было окружено священным ореолом. Даже грядущего Мессию в распространенной (фарисейской) интерпретации называли не «Сыном Божиим», но лишь «Сыном Давидовым». Тем более недопустимым, не только с точки зрения современного Иисусу благочестия, но и с точки зрения Ветхого Завета, был факт, когда сам человек именовал себя «Сыном Божиим». А, между тем, именно это и делал Иисус. Он постоянно обращался к Богу «мой Отче»10. Заметим, что Иисус говорил на арамейском языке. Употреблявшееся Им слово «Авва» звучало даже более интимно, чем 10

просто «Отец». Его возможным значением могло быть «папочка». Такое обращение к Богу было настолько необычно, что христианская традиция сохранила его оригинальное, арамейское звучание. В некоторых написанных по-гречески текстах Нового Завета слово «Авва» соседствует со своим греческим переводом Патер (в русском переводе – «Отец», «Отче»): Авва Отче11. За этими словами стоит уникальное познание Бога, восприятие подлинного образа Божия, открывшееся Иисусу в Его личном духовном опыте. Образ Бога, Которого исповедовал Иисус, был совершенно иным, нежели во всех направлениях современной Ему религии – у фарисеев, учеников Иоанна Крестителя, греческих философов… Столь близкое познание предполагает особые взаимоотношения между Иисусом и Богом – по образу отношения отца с сыном. Иисус ощущал Себя носителем именно такого знания и именно таких взаимоотношений. Он Свидетель Бога Живого12, Тот, Кто делает Бога присутствующим Своим словом, Своими делами, всей Своей личностью! Очень выразительный характер имеет свидетельство Иисуса о Себе, приведенное в Евангелии от Иоанна. Внимательно прочитаем отрывок Ин 5,17-29: В древнем мире отец, как правило, передавал свои знания и профессиональные умения сыну. Так и Иисус

Мк 14,36; Мф 11,25-27; 26,39.42; Лк 23,46; и опосредованно: в Мф 27,21; 8,32 сл.; 16,17, 18,19.35. 11 Так в Мк 14,6; Рим 8,15 и Гал 4,6. 12 Откр 3,14: «Свидетель верный и истинный».

О Т П Л Ы В И

унаследовал профессию плотника от Иосифа, того, кто на земле считался Его отцом. Однако подлинный Отец Иисуса – на небесах. И этот Небесный Отец щедро делится со Своим Сыном. Он «учит» Его всему, что «умеет» Сам: «Отец любит Сына и показывает Ему все, что творит Сам» (ст. 20). Сын, в свою очередь, творит то, чему научился у Отца (ст. 19): благотворит людям (ст. 17), воскрешает мертвых и оживляет (ст. 21), проповедует слово, которое, будучи словом Божиим, дарит жизнь (ст. 24). Бессмертная жизнь Бога в лице Сына стала доступна людям (ст. 26.28-29). Наконец, «Бог и не судит никого, но весь суд отдал Сыну, дабы все чтили Сына, как чтут Отца» (ст. 22-23). Вот почему Иисус может воскликнуть: «Я и Отец – одно»13. Но не «одно и то же»; «одно» в смысле сокровенного характера – сущности, а не в смысле тождества личностей. В свете такого понимания Иисусом Себя Самого и Своей миссии нет ничего удивительного, что призыв стать участником Царства Божия трансформируется в Его устах в призыв следовать за Собой лично как Носителем принципиально нового Откровения. Содержанием же этого Откровения является Бог диалога. Диалог, продолжающийся в отношениях Отца и Сына, открыт вовне. Его пол13 14 15 16 17 18 19

Н А

Г Л У Б И Н У

ноправными участниками призваны стать все без исключения люди – те, к кому обращена проповедь Иисуса. А своей кульминации, своей высшей «точки напряжения», диалог достигает в событиях Пасхи. Иисус, Сын Божий, прославляет Отца тем, что по Его воле умирает на кресте ради спасения людей. А Отец открывает Себя людям как Тот, Кто воскресил Христа из мертвых14. Он являет Себя как Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа15. Тем самым, Он свидетельствует об Иисусе – Посреднике Божия Царства, жившем в мире, как человек «во плоти»16 – как о Сыне Божием, открывшемся в силе Воскресения17, как о Господе и Мессии, Которому предоставлена вся полнота власти18: иначе говоря, как о равном Себе Боге19. Отныне Бог нашей веры – это не только Отец. Бог – это Отец и Сын в их единстве. Это единство открывается в действии третьего Божественного Лица – Святого Духа, действии, которое станет живым опытом послепасхальной общины учеников Иисуса. По внушению Святого Духа послепасхальная Церковь поймет, что абсолютная тождественность Отца и Сына в мысли, слове и действии означает Их извечное единство в самом бытии. Отношение Отец – Сын, предполагающее диалог любви, не могло возникнуть однажды во времени, как нечто

Ин 10,30. Гал 1,1; Рим 4,24; 8,11; 2 Кор 4,14; Еф 1,20; Кол 2,12. 2 Кор 1,3; 11,31; Еф 1,3; Кол 1,3; 1 Петр 1,3. Рим 1,3; 8,3; Гал 1,16; 4,4; Флп 2,6-7; Деян 13,33. Рим 1,4. Мф 28,18; Флп 2,9.11; 1 Кор 15,28; Деян 2,32.36; 5,30 и др. Ин 20,28; 1 Ин 5,20.

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

случайное. Напротив, это отношение принадлежит к самой сущности Бога и ее характеризует. Оно не возникает в некий момент Священной Истории на земле – скажем, в момент зачатия Иисуса, Его рождества или крещения в Иордане. Как раз наоборот, Откровение Иисуса из Назарета как Сына Божия в Зачатии, Рождестве или Крещении, а также в Его проповеди и делах, в Его славном Воскресении выражает собой то, Кем Бог есть «Сам по Себе» – в вечности, «на небесах». Иначе говоря, открывает Божию сущность.

3. Предвечный диалог любви: Святая Троица Вслед за евангелистом Иоанном20 мы определяем сущность Бога как ЛЮБОВЬ. Слово любовь в обыденной речи имеет целый ряд очень разных значений. Можно любить мужа, жену, своих детей или вообще детей… Можно любить мороженое. Можно любить определенную погоду или время года. В наиболее высоком и непосредственном смысле любовь – это личностный акт, в котором человек выражает себя полностью и без остатка, обнаруживая свои подлинные и очень глубокие сердечные склонности, намерения, мотивации… Но здесь необходимо сделать важное уточнение. Очень часто земная любовь связана с чувством вожделения, страстным влечением к своему предмету, которым она стремится во что бы то ни стало обладать. В греческом языке для такого рода люб20 Ср. 1 Ин 4,7-8.16.

ви было специальное слово – эрос. Подобный характер зачастую имеет чувство, возникающее между лицами противоположного пола. Однако «эротичным» может быть и желание обладать вещами, и наслаждение искусством, и стремление к знанию, как это было у древнегреческого философа Платона. В том же греческом языке есть и иные термины, переводимые на русский язык как «любовь». Например, слово филиа, означающее дружбу, основанную на глубокой взаимной склонности, приязни. Или слово агапе – любовь-сочувствие, любовьсострадание; любовь, умеющая воздать должное своему партнеру. Здесь на первый план выступает иное качество любви – умение дарить себя тому, кого любишь; дарить абсолютно бескорыстно, забывая свое «я» ради любимого «ты». В этом случае любовь «получает» ровно столько, сколько она «дарит». Такая любовь возможна не между «биологическими субъектами», находящимися во власти инстинктов и вожделений, но между личностями – разумными и свободными существами, между «Я» и «Ты». Можно утверждать, что сама личность проявляется и существует лишь в общении с другими личностями, в непрерывном «обмене» с ними, в ритме дарения и получения, короче говоря, в общении любви. Конечно же, для человека подобные отношения всегда остаются неким не до конца реализованным идеалом.

О Т П Л Ы В И

Само человеческое общежитие является, помимо всего прочего, еще и выражением людской ограниченности и нужды друг в друге. Люди «обречены друг на друга». Никто из них не самодостаточен. Кроме того, ни в ком из человеческих индивидов полнота человеческих возможностей (сущность «бытия-человеком») не реализуется вполне. Каждый из нас ограничен обстоятельствами времени и места, набором данных ему талантов и способностей, своим социальным статусом, отношением к нему иных людей… По этой причине человеческая любовь всегда в той или иной мере «эротична» (стремится к чему-то, чего она сама по себе лишена), а никакая человеческая личность не идентична себе самой, не обладает полнотой самоосуществления, а лишь желает ее достичь. Бог же согласно свидетельству Писаний – есть Существо совершенное. Он не имеет неудовлетворенных потребностей. Он абсолютное Единство, «бытие-у-Себя», Он в полной мере владеет Самим Собой и является самодостаточной Личностью. По этой причине Его Любовь есть исключительно Дар, Дар как таковой. По той же причине о Нем нельзя мыслить как о личности одинокой. Между тем, именно так представляли

Н А

Г Л У Б И Н У

Бога в исторических формах монотеизма, существовавших до Христа. Позднее ученые-религиоведы назвали эти формы монотеизма унитарными21. Согласно учению знаменитого древнегреческого философа Аристотеля Бог – это всесовершенный Разум, мыслящий и любящий исключительно Себя Самого. В этом – Его счастье и блаженство. О существовании человека этот Бог, по-видимому, даже не знает, поскольку человек – слишком мелкий, недостойный предмет для столь возвышенного Ума. Так и человек не задумывается о жизни муравьев, и, тем более, о судьбе какого-то муравья. В данном случае Божия любовь сродни нарциссизму, абсолютной эгоистической самовлюбленности22. Ясно, что ожидать помощи от такого Бога человеку не следует. Бессмысленна молитва, нет надежды на понимание. Остается лишь подчиниться раз и навсегда установленному порядку… С другой стороны, в нехристианских монотеистических религиях Бог – это абсолютный деспот по отношению к сотворенному миру, существо, вызывающее ужас, повергающее в трепет…23 Можно попытаться Его умилостивить, но велик соблазн принять другое решение – просто держаться от Него подальше. Вместе с тем, Бог в этом случае оказывается, как это ни парадоксально, зависи-

21 Унитарный – единый, представляющий собой нерасчленимое на элементы и составные части целое. 22 Конечно же, здесь имеются в виду лишь некоторые тенденции этих религий, лишенных света полного Откровения. Другие тенденции в тех же религиях представляют Бога как Источник добра, справедливости и любви. Их можно считать предварением или частичным отражением полноты Откровения Бога, данного во Христе. 23 Ин 1,18. Ср. также Ин 6,46.

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

мым от мира, как зависим (хотя и в негативном смысле) тиран от массы своих раболепных подданных. Итак, в каждом из приведенных случаев провозглашаемое абсолютное совершенство Бога на деле оборачивается Его абсолютным несовершенством. Но во Христе нам открывается совершенно иной Бог. Он независим от мира и человека. В Своей сущности Он – Любовь. Любовь не эротическая (происходящая от недостатка), но дарующая (происходящая от изобилия). Но любовь, как мы уже это выяснили, есть отношение личностей, а потому в Самом Боге есть разные Лица, есть отношения, есть диалог. Само Единство Бога возникает из отношений и через отношения, если так можно выразиться, – в ходе внутренне присущего Богу диалога любви. Нельзя мыслить о Боге помимо Его Лиц и связывающих их отношений. Из Откровения мы знаем имена этих Лиц: Отец, Сын, Святой Дух; сущность же связывающих их отношений – Любовь. Согласно определению выдающегося современного богослова Вальтера Каспера, христианство есть конкретный монотеизм, в отличие от монотеизма унитарного. Подобный образ Бога не мог возникнуть в ходе философских изысканий или как следствие естественного человеческого опыта. Он – целиком и полностью плод Откровения, явленного миру во Христе: «Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил»24.

В земной истории Иисуса из Назарета любовь Отца и Сына особенно ярко проявилась в событии Креста и Воскресения. По мнению одного из крупнейших богословов ХХ столетия Г.У. фон Бальтазара, в них выражена динамика предвечной Любви Божественных Лиц. Отец полностью, до конца отдает Себя Сыну. Он «не утаивает», не оставляет в Своем распоряжении ничего. Но и Сын в полноте самоотвержения отдает Себя Отцу. Крест – не только земное событие. Символически он водружен и на небесах. Притом тайна Божия Единства не исчерпывается отношениями Двух. В таком случае мы имели бы дело с формой своеобразного «эгоизма вдвоем». Есть еще одно Лицо – Святой Дух: Сам Дар, Сама Жизнь, Сама Любовь. Именно в Святом Духе любовь Отца и Сына становится открытой вовне. Она способна объять все множество сотворенных (сотворенных как раз по побуждениям любви) существ и, прежде всего, человека – разумное создание, столь нуждающееся в любви! Отец, Сын, Святой Дух в отношениях (или диалоге!) всеобъемлющей и открытой вовне Любви – вот полное, окончательное Откровение Единого Бога! Что следует отсюда для меня лично, для моих отношений с Богом, братьями и сестрами по вере, просто с окружающими людьми? Пусть размышление об этом станет нашим «домашним заданием». 24 Ин 1,18. Ср. также Ин 6,46.

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

Кирилл Войцель

ОТКРОВЕНИЕ КАК ДИАЛОГ

В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО…

Понятие «диалог»

изнь в диалоге – не та, в которой часто имеют дело с людьми, а та, в которой, имея дело с людьми, действительно с ними имеют дело1. Эта фраза создателя философии диалога проясняет, о чем идет речь: о диалоге как новой структуре бытия, находящейся по ту сторону взаимодействия двух субъектов, двух деятелей (речи или действия), старающихся превратить другого, своего собеседника, в своего двойника, в продолжение, в орудие или тень. Диалог прямо противоположен гордому монологическому одиночеству человека, стремящегося к абсолютному господству над своей жизнью, над жизнью окружающего его мира, человека, стремящегося к совершенному согласию между своими желаниями и их реализацией в других.

Диалог принципиально отличается от монолога. Жизнь в принятом отношении с другим как Другим меняет того, кто живет в этом отношении. Скорее, даже заново творит его. Я в диалоге, Я, обращенный к Ты, открытый для Ты, принимающий Другого как Другого, такой Я – это уже не субъект действия, для которого всё в мире есть объект, а – личность. Личность, принимая другого, не представляет собой чего-то самодостаточного, что стремится вовлечь в границы своего воздействия и познания всю вселенную. Напротив, она, находясь у себя и пребывая пред лицом другого, определяется по отношению к этому другому. Коротко говоря, в личностной, диалогической жизни речь идет преимущественно о любви.

Откровение как монолог Когда мы начинаем говорить об откровении, возникает вопрос: если оно есть сообщение воли Божией, то разве это не некое властное послание? Действительно, согласно

1 Мартин Бубер. Диалог. пер. М.И. Левиной, в: М. Бубер. Два образа веры. Москва, «Республика» 1995. с. 109.

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

библейской истории, человек всё время делает нечто противное Богу. Поступки людей должны быть заключены в границы Божественной воли. Для того чтобы человек смог исполнить свое предназначение, он должен получить некие сведения о том, как ему следует себя вести, чтобы быть включенным в границы Божественного монолога, чтобы воспринять власть Бога, узнав Его «прекрасный замысел о нашей жизни». Итак, разве можно говорить о диалоге откровения? Разве откровение это не монолог Бога, нечто властно диктующего человеку? Именно так «сообщение» откровения часто и воспринимается. Откровение – это информация, которая недоступна человечеству естественным образом, но которая совершенно необходима для спасения человека. «Спасение» при этом можно понимать как достижение человеком состояния, в котором он «ни в чем не будет нуждаться» в духовном и материальном плане. Бог мыслится в такой парадигме как абсолют, не терпящий в человеке какой-либо свободы. Человек же – некто почти враждебно противостоящий Богу, стремящийся к свободе, но ради осуществления своей ограниченной реализации вынужденный подчиниться этой объективации. Действительно, собственно первые в каноне слова Господа, обращенные к человеку, это приказ: «И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева поз-

нания добра и зла (т.е. власти над всем) не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт 2,16-17). Это отнюдь не диалогическая речь. Это слово власти. В том же рассказе о грехопадении под конец священнописатель снова показывает Господа Бога подозрительному читателю как властного и завистливого хозяина божественного сада, вовсе не стремящегося к благу человека, но старающегося обезопасить себя от ставшего опасным могущественного соперника: «Вот, Адам стал как один из нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно… И изгнал Адама» (3,22.24). В дальнейшей священной истории Бог весьма часто предстает как хозяин человека – каждого в отдельности, народа и народов – приказывающий, сулящий награду, и жестоко карающий ослушников. Очевидно, что такое не терпящее возражений навязывание человеку чуждой ему воли, имеющей целью некое благо (пусть, бесспорно, объективно истинное), нельзя назвать диалогом. Это некое общение, это слово, даже обращенность Бога к человеку, но это, конечно, монолог. Здесь нужно сказать, что, будучи Богом, Бог не смешон в своем всемогуществе, потому что Он действительно всемогущ. Смешон человек в своем притязании на абсолют – как смешон любой идол. Смешон «маленький человек в сером сюртуке»,

О Т П Л Ы В И

для которого «не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения» (Л. Толстой о Наполеоне), смешон Гитлер в трусах, в самозабвенном экстазе выкрикивающий речь сам для себя в фильме А. Сокурова «Молох». Смешон каждый человек, претендующий на единственность в мире. Но Бог… Потому ли Бог серьезен в своей заповеди, что Он действительно имеет бесконечную власть над миром и человеком? По крайней мере, так воспринимает основания права Бога на человека тот, кто мыслит в категориях монолога.

Жизнь Божия как диалог Когда мы читаем о Боге: «В начале было Слово…», мы читаем не о слове власти. Слова монолога, которыми переполнено записанное слово Божие, это не основное и не окончательное Слово Бога, в котором Он сообщает Самого Себя. Предвечное Слово – это Сам Бог. Эта истина выражена в догмате о Божественной жизни как жизни троичной. Бог Сам в Себе не есть субъект монолога. В тайне своего внутреннего бытия Он исходит навстречу Другому, Он не пребывает в замкнутости своего неограниченного всемогущества, но Духом Святым изрекает Слово или рождает Сына. В этом тàинственном рождении Бог – вечно Отец Сына. Его нельзя даже помыслить как некое Безосновное, как абсолютную

Н А

Г Л У Б И Н У

безличную природу, как принцип. Христианам неизвестен другой бог, кроме как Отец Иисуса Христа: Тот, Кто внутри Самого Себя определяется как Отец. Рождая Сына, изрекая Слово, Отец пускается на риск диалога, истощает Себя в Сыне, словно «перестает быть» в Нем, отдавая Сыну всю полноту Божества. Сын в свою очередь не удерживает полученного в даре Божества и вечно возвращает его Отцу Духом Святым, также опустошая Себя, предавая Отцу полученное Божество. Эта взаимная любовь Отца и Сына во Святом Духе, сообщение себя Другому есть «содержание» Божественной жизни, есть субстанция, природа Бога (1 Ин 4,8.16). Говоря об окончательном откровении, о первом и последнем слове Бога о Себе, следует иметь в виду именно это «сообщение»: это Его тайна – Он есть только любовь, только личность, только диалог.

Диалог Бога и человека– ключ к истолкованию Откровения Поскольку Бог есть любовь, то и сообщение Самого Себя (откровение) Он осуществляет не внешней по отношению к Нему информацией, а Самим Собой. Он «не умеет жить» иначе, как только предавая Себя другому. Слово – первое и последнее, которое составляет сущность Божественной жизни, есть Слово, ставшее плотью, Иисус Христос. Отец, в вечности определяющий Себя по отношению к Сыну, распоз-

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

нающий Себя в Слове, определяет Себя не по отношению к отвлеченной Идее Самого Себя, не к своему зеркалу-двойнику. Его Сын – подлинно Другой, Человек в истории. Изрекая Самого Себя во Христе, Бог тем самым принимает человека как личность с его свободой и отдельностью, солидаризуется с нами. Принятие свободы человека укоренено во внутренней жизни Самого Бога. Бог не воплощается в Свою игрушку. Слово, сказанное человеку в райском саду («не ешь от древа власти»), которое мы воспринимаем как внешнюю заповедь, исполнение которой навязывается нам под угрозой смерти, есть слово, изреченное самой жизнью Бога, отданной за нас на кресте. Христос, будучи образом Бога (т.е. Адамом), не покусился на равенство с Богом: Он принял образ раба, воспринял все условия падшего человеческого состояния и был послушен вплоть до принятия смерти (ср. Флп 2,6-8). Бог, не приемля грех, не противится человеческой свободе. Человек, пребывающий во грехе, закрывается перед другим. Именно поэтому предложение жизни как диалога,

как встречи любви воспринимается грешником как властный запрет. Но в обратном переводе с языка власти на язык диалога запрет звучит просто: «Я люблю тебя до смерти, смерти же крестной». Соответственно, и Бог, оставаясь нетолерантным в отношении ко греху, проявляет верность Самому Себе, потому что ожидает от человека уважения и к Своей свободе. Жертвуя Собой ради человека, Бог не отрекается от Своей личной свободы. Выходя навстречу человеку со словом любви, Он пребывает у Себя, остается Собой в наибольшей степени.

Ответственность в диалоге Другими словами, Бог, открывая Себя человеку, не сообщает ему нечто о Себе, о Своей воле – Он сообщает Себя. Он хочет быть услышанным, воспринятым и ждет ответа от тех, кому Он сообщается в Слове Святым Духом. Ждет ответа диалогического. Он ждет от человека ответственного принятия собственной свободы. Требование ответственности перед лицом откровения Бога как любви основано не на принудительной силе всемогущего Бога,

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

Александр Доброер

БОГОСЛОВСКИЕ ОСНОВАНИЯ ДИАЛОГА но, наоборот, – на Его слабости. «Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил». Вочеловечившись, решившись на это из вечности («Агнец, закланный прежде создания мира» 1 Петр 1,19-20; Откр 13,8), Бог позволил человеку «приручить» Себя. Он навеки разделил Свою судьбу с судьбой человека и человечества. Быть ответственным можно за слабого перед сильным. При этом самый «объективно слабый» и есть самый сильный в отношениях ответственности, внутренний судья для человека. Бог имеет право судить только потому, что Он ни к чему не принуждает человека. Божественное Слово опровергает пирамиду господства сильных над слабыми. Оно звучит из глубины общественной действительности благодаря воплощению Слова в образе раба. (Мф 25,40.45: «Так как вы (не) сделали это одному из сих меньших, то (не) сделали Мне»). Слово это – слово диалога, звучащее в тех, за кого мы в ответе. Глаза готового умереть Бога, встречаясь с нашими, не приказывают, но ясно просят: «От дерева познания добра и зла не ешь от него. Отнесись к другому как к цели, а не как к средству».

ля человека естественно пребывать в «пространстве диалога». Пробудившись ото сна, мы начинаем диалог с собою, вспоминая события вчерашнего дня или «проговаривая» в себе важные события дня предстоящего. Мы обращаем наше сердце к Богу и возносим к Нему наши утренние молитвы, славословя Его и испрашивая благословения на этот новый день. Днем мы погружаемся в вихрь дел и встреч, неизменной составляющей которых является непрестанный диалог. Мы открываем страницы Священного Писания или вновь обращаемся в молитве к Богу, чтобы Он говорил к нам и наставлял нас. А когда на землю сойдет покров ночи, мы отходим ко сну, чтобы и во сне продолжать диалог с образами наших сновидений….. Как христиане мы находимся в непрестанном диалоге с людьми, не верующими в Бога и верующими в Него иначе. Как католики мы пребываем в диалоге с христианаминекатоликами. Будучи членами Католической Церкви, мы становимся участниками внутрицерковного диалога о формах и методах катехити-

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

ческой работы, о значении миссии в церковной жизни, о месте и роли мирян в Церкви и т.д. Где найти ту точку опору, чтобы в этом непрестанном потоке диалогов сохранить собственную идентичность? Как быть услышанным в этом многоголосье? Что составляет основание и смысл этого глобального Диалога?

Необходимость диалога Диалогом (от греческого dialegomai – переговариваться) называется беседа, целью которой является сопоставление взглядов и воззрений друг друга, понимание друг друга, а также совместные действия в сфере поиска общечеловеческих ценностей и возможностей сотрудничества. Диалог предполагает признание достоинства и свободы каждого человека. Из этого с неизбежностью следует право моего собеседника выражать собственные воззрения, даже если они ошибочны. С богословской точки зрения диалог является отражением трансцендентного диалога Лиц Святой Троицы, поскольку и Сам Триединый Бог «диалогичен». Своеобразной «суммой диалога» является написанная еще в 1964 году энциклика Папы Павла VI Ecclesiam suam. Рассуждая о проблеме диалога, Папа пишет, что сама религия возникает как диалог Бога с человеком. Бог выходит навстречу людям в Своем Откровении, говоря с ними через события священной истории и избирая вестников Своей воли – пророков. В последние

же дни Бог говорил с нами в Сыне Своем, Который есть единственное и полное самовыражение Отца. Чтобы понять, каким образом строить наши отношения с другими людьми, необходимо постоянно обращаться внутренним взором к той форме диалога, который ведет с нами Бог Отец через Иисуса Христа в Святом Духе. Этот диалог Папа называет «диалогом спасения». Бог первым возлюбил нас (ср. 1 Ин 4,10), поэтому необходимо, чтобы и мы «первыми искали диалога с людьми, а не ждали предложения с их стороны» (72). «Поскольку диалог спасения не зависит ни от заслуг тех, с кем он ведется, ни от результатов, которых он должен достичь, так как «не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Лк 5,31), то необходимо, чтобы и наш диалог не был ничем ограничен и не имел целью собственной корысти» (74).

Как вести диалог? «Прежде чем мы приведем мир к вере, и именно, чтобы привести его к вере, необходимо приблизиться к нему и говорить с ним» (ES 69). Папа перечисляет шаги такого диалога: 1) понять способ мышления людей, к которым мы идем, 2) предложить им дары истины и благодати, хранителями которых Бог установил нас, 3) и, наконец, сделать их участниками божественного искупления и проистекающей отсюда для нас надежды(69). Диалог Бога со Своим народом развивался постепенно. Часто слушатели Иисуса были «медлительны

О Т П Л Ы В И

сердцем чтобы верить» (Лк 24, 25). Иисус явил нам образ Бога человеколюбивого, долготерпеливого и многомилостивого. Сколько раз израильтяне отпадали от Божьего завета! «Но Он, Милостивый, прощал грех и не истреблял их, многократно отвращал гнев Свой и не возбуждал всей ярости Своей» (Пс 77,38). Поэтому и нам следует принять во внимание тот факт, что развитие человека происходит постепенно. Вступая в диалог с кем-либо, мы не должны быть нетерпеливы, но призваны ждать часа, в который Бог сделает наш диалог плодотворным. Следует помнить, что к диалогу спасения нельзя никого принуждать. К этому диалогу можно лишь приглашать под влиянием любви, но при этом следует считаться с тем фактом, что наш собеседник может отклонить наше предложение к диалогу. Для христианина-католика любой диалог есть определенное апостольское обязательство и орудие духовного единения. Чтобы стать эффективным, любой диалог должен обладать четырьмя основными качествами. Во-первых, он должен быть ясным, его содержание – понятным и учитывать особенности восприятия нашего собеседника. Во-вторых, такой диалог должен протекать в атмосфере мира. Человек диалога несет с собой мир, отрицает фанатизм и всякую форму авторитарности, толерантен к противоположной точке зрения и способен широко взглянуть на обсуждаемую проблему. В-третьих, вступая в

Н А

Г Л У Б И Н У

диалог, мы должны быть уверены в своих словах. Вместе с тем, мы должны быть готовы признать правоту нашего собеседника. Такая атмосфера диалога способствует не утверждению собственной правоты (ибо не в этом цель диалога), но утверждению Истины. И, в-четвертых, для диалога необходимо обладать педагогической мудростью, которая делает нас способными принять человеческое достоинство нашего собеседника, понять его позицию, обстоятельства жизни, повлиявшие на формирование его мировоззрения, его человеческое достоинство.

С кем вести диалог? Церковь должна быть готова к диалогу со всеми людьми доброй воли, независимо от того находятся они в ее лоне или нет. «Церковь никого не считает чужим своему материнскому сердцу. Она никого не исключает из сферы своего служения; никого не считает врагом, если только кто-то сам не займет позицию противника. Не случайно Церковь носит название католической, то есть вселенской» (94), – пишет Папа Павел VI. Первый круг диалога, который ведет Церковь,– это все человечество. Все человеческое близко нам, католикам. На основании причастности к роду человеческому мы живо откликаемся на все проблемы человечества. Мы не можем оставаться в стороне от истории собственного народа, которая также свершается в контексте всеобщей истории спасения. Как христиане

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

мы не можем оставаться в стороне от политических событий современности. Мы не можем равнодушно смотреть, как вокруг нас культивируется «цивилизация смерти». Мы призваны стать вестниками Царствия и созидателями «цивилизации любви». Ни одна форма культуры, ни один общественный или экономический строй никогда не станут земной иконой Царствия. Поэтому Церковь никогда не отождествляет себя ни с какой их исторической формой, но всех их охватывает своей материнской заботой. Второй круг диалога – диалог с верующими в Бога. Чем должен руководствоваться христианин, встречающийся с теми, кто верит в Бога иначе, чем мы? Прежде всего – избегать поспешных и поверхностных суждений. Поскольку разные религии выражают различные системы ценностей, то легко поддаться искушению сравнивать лучшие стороны своей религии с худшими сторонами других (это же можно сказать и об отношениях христиан, принадлежащих к различным Церквам и церковным традициям). Иногда тех, кто способен увидеть в другом исповедании положительные стороны, обвиняют в отступничестве и неортодоксальности. Но именно нежелание признать существование прекрасных сторон в других религиозных общинах часто приводило христиан к принятию суеверий и ложной информации о них за чистую монету. Это становилось причиной распространения среди христиан карикатурных образов иных

верующих (и даже других христиан). Следствием этого были клевета и преследования иноверцев. Любовь, смирение, уважение к другому и готовность к покаянию – вот то, чем должны руководствоваться христиане в диалоге друг с другом и с представителями нехристианских религий. В последние десятилетия диалог между религиями в значительной мере способствовал искоренению невежества, недоразумений и ненависти между ними. В соответствии с учением Католической Церкви все религии так или иначе выражают стремление человеческого духа в ответ на призыв Духа Божия. Еще на заре христианской эры святой Иустин говорил о «семенах Логоса», рассеянных в мире и являющихся зернами истины. Эти зерна истины мы можем найти как в произведениях языческих авторов, так и среди тех, кто следует в своей жизни предписаниям нехристианской религии. «Бог нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему» (Деян 10,34-45). Следует, однако, оговориться, что признание спасительной функции других религий не противоречит исключительной роли Христа. Его спасительная миссия совершается в Церкви. Сегодня мы не можем сказать с уверенностью, как именно спасающая миссия Христа осуществляется в других религиях. Очевидно, однако, что и эти религии каким-то тайным образом связаны со спасительным действием Христова Духа, ведущего всех к свершению пасхальной тайны Христа.

О Т П Л Ы В И

Но в диалоге с представителями других религий христианин не может утонуть в фальшивом иренизме и расплыться во множестве доктрин, утратив собственную идентичность. Фундаментальное значение имеет для нас, безусловно, Сам Иисус Христос. Он есть «Путь, Истина и Жизнь» (Ин 14,6). Никто не приходит к Отцу, как только через эти Врата (ср. Кол 1, 15-16). Он есть подлинный центр истории и Личность, в Которой Бог явил Себя людям. Предание себя Иисусу означает открытость каждому человеку и всему Божиему творению. Верующий христианин, открывая в других религиях дыхание и знамения Святого Духа, радуется тому, что Бог непрестанно свидетельствует о Себе в каждом народе и каждой культуре. Но христианин не может совмещать верность Иисусу с сомнениями в основах христианской веры. Нельзя оставаться христианином, сомневаясь в окончательном авторитете Иисуса. Поступающий так тем самым свидетельствует, что высочайшим авторитетом является для него уже не Бог, но собственный его рассудок, всегда сформированный в границах какой-то философской доктрины (то есть в конечном итоге всегда ограниченный). Третий круг диалога – христианенекатолики. Несмотря на существующие разделения, христиане исповедуют веру в единую Церковь – святую, вселенскую (соборную) и апостольскую. Тем самым они свидетельству-

Н А

Г Л У Б И Н У

ют, что, невзирая на внешние разделения и различия, некое сущностное, фундаментальное единство никогда не было утрачено или разрушено. В древней Церкви необходимость разделений объяснялась отходом отдельных лиц и общин от веры во Христа как Бога и Господа. Позднейшие расколы были все менее и менее связаны с христологическим и тринитарным ядром христианской веры. С целью оправдать позднейшие расколы, возникшие под влиянием различных исторических и культурных причин, конфликтующие стороны охотно обвиняли друг друга в «отпадении» от истинной веры и пытались богословски аргументировать это (так, в частности, возникла пресловутая теория «христианского древа», согласно которой только одна конфессия является живым стволом вселенского христианства, в то время как другие общины – это сухие и безжизненные ветви, отпадающие от ствола). История христианства изобилует такого рода апологетически-конфессиональными тенденциями. Идя этим путем, невозможно распознать единой Церкви в разделенном христианстве. Каждая из разделенных частей склонна будет видеть единую и святую Церковь только в своей конфессиональной общине. А это влечет за собой стремление к самоизоляции, замкнутости и развитию собственных конфессиональных традиций. Уважение к другим христианам не означает равнодушия и пренебрежения к своей собственной Церкви.

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

Не узнавший и не полюбивший всего богатства богословской, литургической и мистической жизни своей Церкви не способен подлинно оценить и полюбить эти сокровища у других. Цель экуменического диалога не в том, чтобы католики становились православными, православные – баптистами, а лютеране – католиками. Не следует также понимать экуменизм как стремление к созданию некоего расплывчатого и неконфессионального сверххристианства. Цель этого диалога – оставаясь в своей Церкви, способствовать созиданию атмосферы братства, доверия и любви во взаимоотношениях между христианами различных традиций. Очень важную роль играет здесь понимание ограниченности собственного опыта. Господь действительно передал полноту истины Своей Церкви. Но никто из христиан или отдельных церковных общин не в состоянии похвастаться тем, что открыл всю полноту истины. Христос, назвавший себя Истиной, назвал Себя и Путем. Тем самым Он дал нам понять, что истиной обладает лишь тот, кто не перестает искать ее. Остановившийся и сказавший: «у меня полнота истины!» – солгал, и нет в нем правды. Подлинный экуменист – это христианин, идущий вперед. Четвертый круг диалога – диалог в самой Католической Церкви. Этот круг – круг лиц, принадлежащих к одной религиозной общности. Папа Павел VI пишет так: «Мы горячо желаем, чтобы диалог, ко-

торый давно уже ведется внутри Церкви, засиял новым светом, обращался к новым темам и нашел новых собеседников» (116). «Местом» такого диалога становятся католические школы, издания, различные формы апостольских инициатив и дела милосердия. Этот диалог должен проходить, однако, в духе послушания, который свойственен такой иерархичной общности, как Церковь. Послушание проистекает из веры и является школой евангельского смирения. Своеволие, зависть, строптивость и дерзость (заносчивость) противоречат духу любви и превращают диалог в ссору, раскол и ревностное соперничество. Однако, как отмечает Святой Отец, подлинный диалог «само совершение власти претворяет в послушание, если настоятель осознает, что совершает по отношению к подчиненному обязанность истины и любви».

Идите по всему миру… Хотя Церковь и отличается от мира, но не противопоставляет себя ему. Она ощущает себя связанной с миром. Эту связь ощущает каждый из нас. Поэтому мы не должны испытывать перед лицом мира ни страха, ни равнодушия, ни презрения. Храня преданное нам сокровище веры (ср. 1 Тим 6, 20), мы должны обойтись с этим «талантом» как слуга мудрый (ср. Мф 25, 14-30). «Защита веры» не исчерпывает задач Церкви по отношению к полученным ею от Господа талантам. Дарованные

О Т П Л Ы В И

Господом сокровища как бы по самой своей природе требуют того, чтобы их раздавать и передавать другим. «Идите, научите все народы», - велит Господь Своим ученикам (Мф 28, 19). В этих словах – повеление Господа Своим Апостолам. Са-

огда мы читаем документы Церкви за последние пятьдесят лет, нам бросается в глаза огромное количество напоминаний о необходимости и важности диалога. Можно сказать, что диалог является одной из важнейших реальностей сегодняшней Церкви. Попробуем же прислушаться к тому, что говорит нам церковное Учительство о диалоге. Не имея возможности заняться здесь анализом всех документов, ограничимся лишь первыми и самыми главными, позволяющими нам составить целостное представление об отношении Церкви к диалогу: энцикликой Павла VI Ecclesiam suam (1964) и документами II Ватиканского Собора.

Г Л У Б И Н У

мо имя «Апостол» указывает на эту полученную миссию, не исполнить которую невозможно. Мы же, Божии посланники и вестники Царствия, этот внутренний импульс любви, требующий внешнего выражения, называем словом «диалог».

Алина Павлова

Диалог в церковных документах

Н А

ИЗ УЧЕНИЯ ЦЕРКВИ

Павел VI о диалоге (Ecclesiam suam) Тема диалога впервые затрагивается в Ecclesiam suam. Эта энциклика посвящена трем важным темам – самопониманию Церкви, ее обновлению и диалогу (ср. 8-14), и показывает их как путь, которым католическая Церковь должна идти сегодня при исполнении своей миссии. В самом начале папа замечает, что его цель – яснее показать всем, что взаимно выйти навстречу друг другу, узнать и полюбить друг друга необычайно важно для спасения человечества и эта проблема глубоко заботит католическую Церковь (3). Церковь призвана установить «более глубокие отношения со всем человеческим сообществом, в котором она пребывает, среди которого живет и в котором исполняет свою задачу» (12, ср. п. 58). Папа напоминает о глубоком различии между Церковью и миром, но это различие не равнозначно отделению, оно не должно порождать ни равнодушия, ни страха,

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

ни презрения к миру (63). Папа подчеркивает: «Церковь призвана войти в диалог с обществом, в котором живет. Благодаря этому она становится словом возвещения и диалога» (65). Миссия Церкви на земле – привести людей к вере, но «прежде чем мы приведем мир к вере, более того – чтобы привести мир к вере, нам необходимо к этому миру приблизиться, вступить с ним в разговор» (68). Диалог способствует обогащению обеих сторон. И хотя сам по себе он не ставит перед собой цели обратить собеседника в свою веру, все же подготавливает его к более полной общности чувств и взглядов с Церковью. Таким образом, диалог неразрывно связан с апостольским свидетельством и заботой о вечном спасении других (см. 80). Стремясь установить и вести диалог с миром, Церковь не должна легкомысленно относиться к опасности релятивизма, не может соглашаться на компромиссы. Она должна сохранить верность как содержанию веры, так и моральным требованиям христианства. В диалоге нет места иренизму и синкретизму (см. 88). На что опирается наш диалог ? Сама религия – это уже своего рода диалог между Богом и человеком. Диалогическую структуру имеет также и Откровение, в котором «Слово Божие говорит посредством Воплощения и в Евангелии» (70). «История спасения человечества свидетельствует о том долгом и разнообразном диалоге, в который Бог дивным образом вступает с людьми

и различными путями ведет их» (там же). Созерцая «диалог спасения», Павел VI формулирует ряд признаков того диалога, в который должна вступить с миром Церковь:

нужно проявлять инициативу, а не ждать приглашения; побудительным мотивом диалога должна быть искренняя любовь; необходимо, чтобы диалог был свободен от условий и бескорыстен; никто не может быть принуждаем к диалогу; диалог призван к максимальной универсальности в своем охвате; в диалоге важно терпение и умение не ожидать немедленных результатов.

Затем папа описывает «культуру» диалога. Она складывается из обычной культуры поведения, доброжелательности и способности высоко ценить собеседника. Следует избегать упреков, основывающихся на предрассудках, оскорбительных и агрессивных высказываний и споров, стремления к чисто внешнему эффекту (см. 79). Ведя диалог, Церковь призвана адаптировать свою речь к жизни и культуре собеседников, уметь вслушиваться в голоса их душ, относиться к другим по-братски (см. 87). Характерными чертами диалога являются ясность (понятность), смирение (миролюбие), доверие и рассудительность (см. 81). С кем же следует вести диалог? Павел VI выделяет четыре «круга диалога»: диалог с человечеством, диалог с нехристианскими религиями, диалог с «отделенными братьями», диалог внутри Католической Церк-

О Т П Л Ы В И

ви. Каждому из этих кругов диалога соответствуют свои специфические цели, методы и ограничения. Диалог со всем человеческим сообществом опирается на общность человеческой природы, на общечеловеческие проблемы, стремления, достижения, а особенно – на стремление к миру; диалог с нехристианскими религиями – на общие духовные и моральные идеалы; экуменический диалог – на стремление христиан к единству и поиск «того, что нас соединяет»; диалог внутри Церкви – на осознание принадлежности к одной общине, к единому Мистическому Телу Христову. Итак, Павел VI в своей энциклике не только призвал Церковь обратиться к диалогу ради исполнения своей миссии, но и попробовал сформулировать теологические основы диалога вообще и конкретных диалогов в частности, указал основную цель диалога и его место в благовестии, отметил трудности и опасности, связанные с диалогом, указал методы диалога, проводимого Церковью, и его основные черты и разработал основные направления, по которым и будет в дальнейшем развиваться диалог в католической Церкви. Конкретизация и применение общих принципов к конкретным направлениям диалога стали задачей II Ватиканского собора.

Диалог в документах II Ватиканского собора Собор касается темы диалога многократно. Само слово «диалог» в его текстах появляется более 40 раз

Н А

Г Л У Б И Н У

в 11 из 16 принятых им документов. Собор подчеркивает ценность и необходимость диалога в современном мире, в реализации апостольской миссии, в отношениях между людьми, различными группами, государствами, во всех возможных сферах человеческой жизни и деятельности. В Gaudium et Spes отцы Собора повторяют предложенную Павлом VI схему «кругов диалога»: диалог внутри Церкви, экуменический диалог, диалог с нехристианскими религиями и диалог с миром. В трех документах рассматриваются конкретные направления диалога: экуменический диалог – в Unitatis redintegratio, диалог с нехристианами – в Nostra Aetate, диалог с миром – в Gaudium et Spes. О диалоге внутри Церкви говорится во многих документах, прежде всего, в Lumen Gentium, Christus Domini, Apostolicam Actuositatem. Для того чтобы проанализировать все замечания Собора о различных сферах диалога, потребовалось бы слишком много места, поэтому ограничимся рядом общих замечаний. Диалогичность свойственна человеку, что выражается в его социальной, общественной природе (GS 25), которая сохраняется и в Церкви, Народе Божием (см. LG 9). В человеческом обществе диалог, исполненный уважения и любви, понимается как путь общения, фундамент сотрудничества, основной закон общежития, наконец – достойный человека метод поиска истины (NA 3). Но, прежде всего, Сам Бог, сотворивший человека, наделивший его свободой, ра-

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

зумом, а также следующими из них достоинством и ответственностью и призвавший его к общению с Собой, непрестанно ведет с человеком диалог в истории спасения, Откровении, наконец, посредством Церкви (см. DV 2-5, 8, GS 19, AG 11). Церковь осознает свою тесную связь со всем человеческим родом и глубоко сопереживает своим современникам в их радостях и надеждах, скорбях и тревогах (GS 1). Ощущая в себе призвание способствовать тому, «чтобы все люди, тесно объединенные ныне различными социальными, техническими и культурными узами, достигли также полного единения во Христе» (LG 1), Церковь стремится «войти в диалог с тем человеческим обществом, в котором она живет» (CD 13). Диалог – это необходимое условие свидетельства и изложения веры современному миру (ср. GS 3). Приступая к диалогу, Церковь «прежде всего обращает внимание на то, что объединяет людей и что ведет их ко взаимному общению» (NA 1). Таким общим фундаментом являются: единство человеческого рода, единство происхождения (все сотворены Богом), единство конечной цели (все призваны к вечному пребыванию с Богом). Все также охвачены Его провидением, свидетельствами благости и замыслом спасения (там же). У каждого конкретного диалога могут быть и дополнительные основания (вера собеседников в Бога, исповедание ими Христа и т. д.). Содержание и цель диалога во многом определяются конкретными обстоя-

тельствами, но есть и общая базовая цель: «содействовать надлежащему созиданию мира, в котором они (люди) живут» (GS 21), и общее содержание – человек и человеческое сообщество, подлинные общечеловеческие ценности, их достижение и реализация, права человека и его ответственность etc. Важно отметить, что для Собора диалог, будь то с нехристианами, будь то с миром, не оторван от проповеди и призыва к обращению, часто он является элементом евангелизации, миссии, и даже в какой-то степени «инструментом» свидетельства о Христе (ср. AG 11, АА 14, GS 3). Цель диалога двояка: способствовать единению рода человеческого с Богом и способствовать единению людей между собой в устроении мира и общества на основе истинно человеческих ценностей, через взаимное познание, преодоление предрассудков и нетерпимости. Важной чертой является стремление к внутреннему очищению и обращению к Истине. Предпосылками диалога являются как богословские факторы (диалог Бога с человеком), так и человеческая природа и опыт (социальная природа человека). Фундаментальный принцип диалога – опираться на то, что нас объединяет. Ему соответствуют характерные черты и методы: глубокое уважение к собеседнику, любовь, готовность увидеть в позиции другого «семена Слова» и «дело Духа», что ведет ко взаимному обогащению, послушание истине (и Истине), искренность,

О Т П Л Ы В И

верность Евангелию и готовность к христианскому свидетельству. Готовность к пониманию другого не должна вести к иренизму и релятивизму, но к углублению взаимного познания и уважения. Специфическими «опасностями» диалога и его искажением будут как релятивистские тенденции, так и использование диалога с целью прозелитизма или с другими корыстными целями. Церковь готова вести диалог со всем человечеством, а особым образом – с верующими нехристианами и с «отделенными братьями» – христианами других конфессий. Также и внутри самой Церкви должен вестись диалог между поместными Церквями, между иерархией и мирянами, между различными группами верных. Все члены Народа Божьего участвуют в диалоге в соответствии со своим призванием. После II Ватиканского Собора Учительство неоднократно на разных уровнях излагало и уточняло позицию Церкви относительно специфических целей, тем, свойств и методов различных сфер диалога внутри и вне Церкви. Диалог с культурой, с нехристианскими религиями, с секуляризированным миром, экуменический диалог, даже диалог внутри Церкви, – все это уже прочно вошло в нашу реальность и обогащает ее. Встречая же трудности в диалоге, обратим, по примеру Павла VI, наши сердца к «диалогу спасения», и оттуда, из вечного Слова Божия, обращенного к нам, будем черпать силу для продолжения диалога с нашими братьями.

Н А

Г Л У Б И Н У

свящ. Сергей Тимашов

ДИАЛОГ ЛЮБВИ В ЭНЦИКЛИКЕ «БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ» ПАПЫ БЕНЕДИКТА XVI

есмотря на множество значений и оттенков слова «диалог», неизменным остается общее представление о диалоге как об открытости и внимании к «другому». Исходя из этого представления о диалоге попробуем сделать краткий обзор энциклики папы Бенедикта XVI «Бог есть любовь» (Deus caritas est – далее DCE). «В основе выбора христианина лежит не этическое решение или отвлеченная идея, но встреча с Личностью, которая открывает себя в любви», – пишет папа (DCE 1). Христианская вера углубляет ядро веры Израиля, выраженное в молитве «Слушай, Израиль» (Втор 6,4). Любовь к Богу и любовь к ближнему становятся уже не просто заповедью, но ответом на дар любви, с которой обращается к нам Бог. Можно сказать, что согласно папе Бог вступает с человеком в диалог любви. Именно с точки зрения этого диалога можно посмотреть на всю Энциклику.

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

Чтобы понять, что такое любовь, папа обращается к человеческой любви мужчины и женщины. Любовь-«эрос» как подчиняющий себе все инстинкт достигает своей зрелости и полноты через очищение и самоотречение (DCE 5). Это созревание достигается посредством любви-«агапе», которая предполагает подлинное открытие другого, ищет блага любимого, стремится к самопожертвованию (DCE 6). Такая любовь действительно становится диалогом. Эти два аспекта любви невозможно разделить в подлинной любви, которая выражает себя разными способами. Новизна библейской веры состоит в том, что Бог вступает с народом Израиля в диалог личностной любви, которая избирает этот народ в стремлении спасти все человечество. Эта любовь – безусловно «эрос», но в то же время она полностью «агапе» (DCE 9). Не случайно, описывая отношения Бога и Израиля, пророки обращаются к образам помолвки и брака. Эта любовь Бога к человеку является диалогом, открытым к человеку, не только потому, что дарована совершенно бескорыстно и незаслуженно, но и потому, что она прощает (DCE 10). Другой новостью веры является образ самого человека, который может обрести полноту только в общении и соединении мужчины и женщины, по природе открыт диалогу (DCE 11). Брак, основанный на единствен-

ной и безусловной любви, становится образом отношений Бога и его народа и наоборот. Сила любви Бога становится мерилом человеческой любви (DCE 11). Особую силу диалог любви Бога и человека обретает в таинстве Евхаристии, которое приобщает нас к акту жертвы любви Бога. Брак Бога с Его народом становится уже не просто присутствием Бога, но единением с Ним (DCE 12-13). В Евхаристии любовь Божия приходит к нам телесно, чтобы действовать в нас и через нас. Соединение со Христом – это соединение со всеми, кому Он отдает Себя, и потому Евхаристия ведет к действенной любви. В приводимом папой описании динамики отношений между Богом и человеком мы можем видеть, что они поистине являются диалогом любви. Бог первым возлюбил нас, открыл Себя нам и поэтому мы оказываемся способны ответить Ему любовью. Эта любовь Бога перерастает наши чувства, мы встречаем Бога и эта встреча глубоко затрагивает наш разум и нашу волю. Этот процесс (который мы и можем с полным правом назвать диалогом) никогда не прекращается. В любви между Богом и человеком общность желаний перерастает в общность мыслей и чувств, наконец, устремления Бога и человека совпадают (DCE 17). Именно эта сила любви Бога, встреча с Ним, позволяют нам видеть Иисуса в наших брать-

О Т П Л Ы В И

ях и любить их. Встреча с Господом в Евхаристии укрепляет в нас способность любить ближнего, и в то же время обретает реальность и глубину в служении другим. Любовь к Богу и любовь к ближнему неразделимы. Они обе происходят из любви Бога, первым возлюбившего нас (DCE 18). Диалог любви Бога и человека необходимо открывает человека к нуждам и страданиям ближнего. Это внимание становится служением любви, в которое вовлечена вся церковная община (DCE 19-20). Глубинная сущность Церкви, напоминает папа, выражена в ее тройной миссии – проповеди Слова Божия, совершении Таинств и служении милосердия. Это служение распространяется и за пределы Церкви, но ни один член церковной общины не должен страдать от нужды (DCE 25). Диалог – один из главных путей осуществления служения милосердия. В самом деле, – указывает папа, – это служение проявляет себя и в выработке социального учения, при помощи которого Церковь вступает в диалог со всем миром о социальной справедливости. Цель Церкви в этом диалоге – помочь очищению разума и способствовать постижению справедливости и ее воплощению, не принимая на себя политических обязанностей государства (DCE 26-28). Но и в самом справедливом обществе служение милосердия Церкви и каждого отдельного христианина

Н А

Г Л У Б И Н У

будет необходимо, так как только оно может дать человеку ощутить личную согретую любовью заботу о нем (DCE 29). Служение милосердия – это продолжение и проявление непрерывного диалога любви между Богом и человеком и оно не должно отрываться от своего истока. Как напоминает папа, одной практической деятельности будет недостаточно: чтобы мой дар не унижал ближних, я должен дать им всего себя, присутствовать в даре как личность (DCE 34). В этой деятельности нельзя также забывать о смирении: миром управляет Бог, а не мы, мы же делаем все, что в наших силах, вверяя остальное Богу. Наконец, необходима постоянная живая молитвенная связь со Христом (DCE 34-36). В заключение папа обращается к примеру множества святых, прославившихся милосердием. Общение святых, которое также продолжает диалог любви, дает нам пример и силу для любви, которая не ищет себя, но смиренно творит добро другим (DCE 40-42).

И С Т О К А

Хосе М. Вегас CMF

«ЕГИПЕТСКОЕ ЗОЛОТО»:

диалог веры и культуры как стиль евангелизации 1. Диалог веры и культуры– евангельское требование Называть христианство религией Книги не совсем верно. Христианство не столько религия Книги, сколько религия Слова. Даже написанное слово – это слово живое (см. Евр. 4,12), оно открывает сердце человека, чтобы он услышал голос Божий, звучащий в событиях как мировой, так и его личной истории. Бог обращает Свое слово к человеку, и ждет его ответа. Поэтому само откровение – это диалог, а отношения между Богом и человеком выражены в Завете, союзе, требующем свободного согласия каждого из участников. Такой же диалогический принцип должен действовать и в отношениях Церкви с культурой, которой Церковь проповедует Благую Весть. Уже первое поколение христиан столкнулось с необходимостью открытого диалога с окружающей культурой. Св. Павел подчеркивает, что Евангелие должно быть проповедано язычникам без каких бы то ни было дополнительных условий (например, навязывания еврейских традиций).

Перед вторым поколением Церкви проблема встала по-новому: как относиться к эллинистической культуре? Как оценить ее достижения? Все позиции можно, так или иначе, свести к двум основным. Первая призывала подчеркивать новизну и оригинальность христианства, указывая на невозможность принятия чего-либо от классической культуры. Это позиция Тертуллиана с его принципом credo quia absurdum est (верую, ибо абсурд). Для него все позитивное в окружающей культуре (например, античные добродетели) – ни что иное, как только лишь «блестящие пороки», ведь вне Христа ничего благого быть не может. Вторая позиция предлагала христианам открыться навстречу ценностям этой культуры, познать их, и признать в них «semina Verbi» (семена Слова), источник которых, по сути, Сам Бог, воспринимать их как praeparatio evangelica, подготовку к принятию Евангелия. Эту последнюю позицию в основном и приняла Церковь, о ней же свидетельствуют и первые христианские богословы, такие, например, как

святой Иустин – философ, апологет и мученик II века, излагавший христианскую веру, опираясь на понятия греческой философии. Подход св. Иустина делает возможной «инкультурацию» веры, подобную воплощению Слова. Действительно, выходя навстречу человеку, чтобы «во время прохлады дня» (см. Быт 3,8) восстановить с ним прерванную грехом беседу, Бог смотрит на него с надеждой, положительно: «А вот на кого я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим» (Ис 66,2); и ищет в нем, прежде всего, не грех, но то «весьма хорошее», которое Он вложил в человека при сотворении. Бог ищет – и находит Марию: «Бог призрел на смирение Рабы Своей» (Лк 1,48). Мария олицетворяет все лучшее, что есть в человечестве, то творение Бога, которое «хорошо весьма», и, подобно миру в момент творения, она – «благодатная». В Марии человечество беседует с Богом и отвечает на Его призыв, позволяя Слову стать плотью. Таким же образом, для инкультурации Евангелия и Церкви нужно стремиться к диалогу, нужно смотреть на

И С Т О К А

каждую культуру позитивно, ища в ней подлинные ценности, на которые следует опереться, чтобы Слово могло воплотиться в этой культуре. В итоге, диалог веры с культурой и инкультурация Евангелия требуют «поисков Марии», той положительной (непорочной) части культуры, где могло бы родиться Слово. Нужно сразу сказать, что подобный диалог необходим не только с «нехристианскими культурами» (словно существуют уже вполне и навсегда «христианские культуры»); диалогический подход должен быть постоянным усилием Церкви. Культура развивается и меняется непрерывно, и потому Церковь должна неутомимо искать новые культурные «ключи», позволяющие ей обновлять проповедь Евангелия в новых и постоянно изменяющихся условиях. Один чрезвычайно важный аспект инкультурации как диалога веры с культурой состоит в том, что не только культура обогащается ценностями Евангелия, но и само Евангелие обогащается новыми нюансами культуры, в которой оно воплощается. Воплощение Слова Божия в человечестве Иисуса Христа свидетельствует о невероятной открытости Бога человеку. Соответственно, и Церковь призвана быть открытой ценностям той культуры, где она проповедует Слово. Правда, это не значит, что мы можем быть некритичны: сама вера и ее специфика помогают нам распознать, на какие из встреченных в той или иной культуре ценностей

И С Т О К А

мы можем опереться в своей проповеди. Тут актуально предупреждение Послания к Евреям: «Учениями различными и чуждыми не увлекайтесь» (Евр 13,9). Но вместе с тем, христианской идентичности свойственен дух открытости и принятия всего хорошего. Этому учит нас и св. Павел: «Братия мои, что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте» (Флп 4,8). Этим же духом вдохновлены слова св. Августина: «У египтян были не только идолы и другие вещи, не имеющие никакой ценности, которые народ Израиля должен был ненавидеть и отвергать; у них были и золотые, и серебряные сосуды, и ценные одежды. И по Божью повелению, а не по собственному произволению народ присваивал все это при уходе из Египта, чтобы лучше им пользоваться. [...] Таким же образом, учения язычников не являются лишь результатом фантазии и суеверия, тяжелым балластом и чем-то суетным, что каждый из нас должен ненавидеть и его избегать, когда под руководством Христа уходим мы из общества язычников. Те учения содержат также свободные искусства, которые служат истине, и некие нравственные предписания, чрезвычайно полезные, приводящие к настоящему служению Богу. [...] Язычники не приобрели сами по себе эти золото и серебро, но извлекали их из некоторых мине-

ралов Божественного Провидения, которое действует везде» . Суть в том, чтобы постоянно руководствоваться духом распознавания, чему учит нас и св. Павел, повелевая все испытывать и хорошего держаться (см. 1 Фес 5,21). Рассмотрим еще некоторые аспекты и сущностные черты этого диалогического подхода.

2. Диалог веры и культуры в России Слово, которому мы хотим служить – это Слово Божие, но это слово Воплощённое, то есть Человеческое Слово Бога. Из этого следует, что здесь, в России, мы должны служить Слову, говорящему по-русски. Итак, Слово Божие воплотилось в Марии, то есть в той части человечества (народе, культуре, менталитете), которая не запятнана грехом и способна выслушать и принять Слово, ответить ему «да». Это значит, что, вступая в диалог с окружающим нас миром, мы, в первую очередь, должны найти в нем Деву Марию. Мы верим и знаем, что она рядом. И эта Богородица – русская: не испанская, не португальская, не польская… Понимание этого требует от нас терпеливого диалога с национальной и культурной реальностью – того труда, который приняла бы на себя в этой ситуации и сама Дева Мария. Слово Божие говорит по-русски. Но язык – это не только ряд слов и ор-

фографических правил. Язык – это мировоззрение, форма жизни, целая духовная вселенная; можно сказать, что язык – это отражение культуры. Невозможно построить здесь Католическую Церковь как гетто, под стеклянным колпаком, отчуждённую от культуры, в которой мы существуем – от её достоинств, проблем, страданий и от ее выражений (в живописи, музыке, литературе и т.п.). У диалога веры и культуры здесь, в России, есть и ещё одно измерение. Если мы сознаем, что Католическая Церковь в России всегда будет меньшинством, то, возможно, необходимо поставить вопрос о присутствии скорее качественном, чем количественном, работе скорее интенсивной, чем экстенсивной. А это требует хорошо подготовленных мирян и духовенства, способных представлять католичество в образованных и культурных кругах (университетах, средствах массовой информации и т.д.). Важно находиться в этих кругах не для их «завоевания», а для создания климата, благоприятного для Бога, для христианизации. Возможно, так мы сможем помочь тем, кто нас окружает, встретиться со Христом в родной для них Православной Церкви. И, стремясь к этому, мы не изменим своему призванию — напротив, мы сохраним старые традиции Католической Церкви в России: будем Католической Церковью, высокий культурный и духовный уровень которой сделает ее достойным и заслуживающим внимания собеседником.

И С Т О К А

3. Внутренний церковный диалог Источник Церкви, христианской общины – это услышанное и разделенное с братьями слово. Понимание Церковью самой себя как народа Божия, как Тела Христова, многочленной и слаженной общины помогает нам, прежде всего, осознать, что все христианские призвания одинаково достойны и выполняют общую для всей Церкви задачу. Несмотря на наше единство во Христе и вокруг Слова, существует огромное разнообразие призваний и служений. Естественно, единая Церковь – это христианская община людей, обладающих зрелой верой, и эта вера требует от каждого из нас постоянного размышления и диалога о жизни и служении Церкви, о роли её членов, о стратегии и форме действия, о проблемах и недостатках. Составление открытых для всеобщего участия планов пастырской работы, создание пастырских советов, рабочих групп и т.д. являются отражением именно такого понимания Церковью самой себя, при этом в центре ее работы постоянно остается Слово. Церковь также может пониматься и по-другому: как вертикальная структура, где есть люди, которые говорят и повелевают (Церковь Учительствующая), и люди, которые молчат и подчиняются (Церковь Назидаемая). Таким образом, устанавливается определенная иерархия – иерархия не только функций, но и достоинства. И Слово пе-

И С Т О К А

рестаёт быть частью диалога, Оно становится приказом. Для большинства народа Божия единственно возможной формой участия в этом случае становится молчание и одобрение, так как ему отказывают в зрелости веры. Естественно, планы пастырской работы, пастырские советы и рабочие группы при этом теряют смысл. Какую же из этих моделей мы выберем, чтобы ответить на диалогический призыв Откровения?..

4. Межцерковный диалог Слово Божие всегда находится в диалоге с нами и обучает нас диалогу, но, кроме того, оно учит

нас диалогу с нашими братьями из других христианских конфессий. И, если мы находимся в России, нашим главным собеседником становится православие. Теоретически мы все с этим согласны. Мы не хотим заниматься прозелитизмом и стараемся поддерживать братские отношения с православными, хотя иногда это бывает очень трудно. Но, может быть, на практике мы должны действовать более экуменически, не сводить этот диалог к обмену добрыми словами во время Недели Молитв о Христианском Единстве. Экуменизм должен быть постоянной частью нашей жизни, а не случайным или периодическим явлением. Действовать экуменично – значит стараться лучше узнать и уважать Церковь-сестру (такую же святую и такую же грешную, как наша). Мы призваны ближе познакомиться с её историей, богословием, литургией, духовностью, ее «языком» и помочь ей быть самой собой. Все это помогло бы нам лучше понять эту страну с ее глубокими православными корнями. Диалог с православием и с другими христианскими конфессиями – это существенная часть миссии всех христиан, неотъемлемая часть нашего свидетельства о Христе. Если Бог явил нам Свою любовь в диалоге Откровения, то и мы призваны в межцерковном диалоге явить, что у нас – один Господь, одна вера, одна любовь, соединяющая нас во Христе.

УУ

ИС С ТТ О О КК А А И

Иванов Константин

ЧУДО БЛАГОВЕСТИЯ В РОССИИ

ачиная говорить на тему о христианской проповеди в современной России, беспокоишься не сказать главное, без чего такой разговор становится формальным и пресным повторением благочестивых фраз. Россия – страна, которая длительное время находилась под влиянием агрессивной безбожной идеологии, воздействие которой на умы ощущается до сих пор. Печать атеизма на нашем сознании – главное, что должны учитывать все проповедники в России. Есть, конечно, общие черты у российского безбожия с западным. У безбожия всего мира одна основная причина – люди «возлюбили больше тьму, чем свет» (Ин 3,19). Но есть и общественно-культурная мотивация безбожия, особенная для каждого времени, каждой страны, для России, и приходится говорить об особенных условиях и препятствиях для

христианской проповеди в ней. Мало толку воспроизводить, хотя сегодня так чаще всего и делается, христианскую проповедь в России в том виде, в каком она была столетие назад, в каком эта проповедь потерпела неудачу в истории, стала основной причиной общественно-культурного кризиса и революции. Забывать этот урок – проходить мимо главного в размышлениях о духовной жизни России. Прежде всего, следует ясно ответить на вопрос, насколько важно говорить о форме христианской проповеди? Настолько ли этот вопрос важен, чтобы быть вопросом о судьбах Благовестия, о его открытости и доступности людям? Тема формы Благовестия скомпрометирована националистическими лозунгами об особенных путях и о каком-то исключительном духовном призвании России. Есть и

И С Т О К А

другое. Признается психологическое, социальное, относительно внешнее и второстепенное значение формы Благовестия, но когда утверждается ее самое существенное значение для усвоения и изложения существа Благовестия, кажется, что это легкомысленный модернизм, не признающий вечного значения Слова Божьего. Благовестие постольку усваивается людьми и проникает в культуру, поскольку по существу соответствует этой культуре своей формой, поскольку действительно воплощается в культуре. Такое утверждение, однако, кажется беспринципным приспособлением к современной культуре в ее модах и вкусах, искажающим Благовестие ради этого приспособления. Надо ответить на это, что вечное, неизменное, равное для всех культур и обществ содержание и значение Благовестия не только не отрицается, но как раз утверждается, когда мы утверждаем связь Благовестия с культурой. В разнообразии культурных форм не только шире, но и глубже проявляется, выражается, воплощается в человеческой жизни Слово Божие. «Слово Божие росло и распространялось» (Деян 12,24) и в Церкви и в культуре. Развитие Церкви было невозможно без освоения христианской верой той или иной формы культуры. Для исторических судеб Благовестия его связь с культурой была решающей. Только христианская вера обладает чудесной способностью свободно выражать себя в культуре, посколь-

ку способна ставить себя в такую творческую зависимость от нее, при которой духовно овладевает ею. Христианская вера привлекает к себе свободные, собственные силы человека, создавая при себе самостоятельную культуру (способную к измене, к злоупотреблению своей свободой, выпадению в безбожие). Это таинственное, победоносное нисхождение («кенозис») христианской веры в культуру не видят и отвергают, когда чисто внешне «охраняют» веру от культуры, когда отождествляют вечное с неизменным, однородным и статическим. Связь Благовестия с культурой была особенно важна для христианского богословия последнего столетия. Экуменизм – средоточие и символ нового возрождения христианства в нашу эпоху – именно во взаимосвязи Благовестия с культурой находит себе одновременно и богословское и культурное оправдание. Конфессиональные противоречия существенно смягчаются, когда конфессии осознают себя преломлением единого Благовестия в различной общественно-культурной среде или в разные исторические эпохи. Возвращаясь к нашей теме, надо сказать, что не может быть русского или иного национального Благовестия, но единое Благовестие проникает в души людей только тогда, когда отвечает на их вопросы и запросы, среди которых находятся столь необходимые, что без

ответа на них Благовестие просто не усваивается. У людей современной России есть такие основные, принципиальные вопросы о смысле христианской веры. Но осознать их очень непросто. Они не лежат на поверхности, скрыты в глубине сознания. Их не задают, когда ими мучаются. Они скрыто томят сознание, не находят себе выхода и в осознании самого факта их присутствия в сознании. Эти вопросы раньше всего надо выявить в качестве вопросов, чтобы прояснить то, чем эти вопросы томятся. Видение этих вопросов – духовно-интеллектуальная основа проповеди. Достаточно явные технические, психологические, социальные вопросы проповеди вторичны. Духовно-культурные, глубоко скрытые человеческие вопросы – основные. Они исчезают из поля зрения проповедников, надеющихся без особенных духовно-творческих усилий возродить духовную жизнь России. Первый среди этих вопросов – общий вопрос об особенности российского сознания, затрудняющий христианскую проповедь в России. Особенностью этой как было, так и остается то, что при глубине чувствительности россиянам решительно не хватает рациональной ясности в осознании и прояснении своих чувств. Это относится, в первую очередь, к духовной чувствительности. В России многие неверующие хранят в глубине души напряженный религиозный запрос, но на

И С Т О К А

уровне рационального осознания у них часто нет даже самой элементарной духовной просвещенности (к которой, однако, надо помнить, дело христианской проповеди в России никак не сводится). В России души людей молча вопиют о помощи с затаенными вопросами и требованиями, которые еще предстоит открыть и осознать, которые остаются глубоко скрытыми. России нужна не внешняя отделка проповеди, а проповедь как духовный ключ к человеческим сердцам, замкнутым на крепкий замок. Трагично, что все христианские конфессии в России проявляют слепоту по отношению к основной задаче – связать Благовестие с настоящей реальностью русской культуры и жизни, глубоко пропитанной безбожием. Православие слепо консерватизмом, отстаивая как неприкосновенное прошлые культурные формы христианской веры. Протестанты слепнут, когда верят, что достаточно формальной преданности Слову Божьему, что знание текстов Библии автоматически, без наших творческих усилий осветит нам пути жизни и культуры. Католичество, сознавая себя всемирной церковью, увлечено мировой культурой и светским просвещением и склонно пребывающий в духовной смуте народ учить «сверху», с высоты заграничной просвещенности, не слишком вникая в «местную смуту» российской жизни. Почему так упорно не дается русским духовное просвещение?

И С Т О К А

Здесь мы и встречаем то, что глубоко скрыто и что нелегко прояснить. В России всего именно религиозные чувства сопротивляются просвещению. Почему? Ответ здесь прост и фундаментален. Глухо и глубоко дает себя знать древняя мистическая чувствительность, которую хранит наш социально и культурно «отсталый» народ. Но сводить религиозную «отсталость» к отрицательной оценке, наивно веруя в религиозный прогресс, – на корню подсечь намерение заглянуть в религиозную глубину русского сознания и его православной традиции. Глупо называть православие «отсталой» христианской конфессией. Православие вне суда современности, поскольку представляет собой живой голос христианского Прошлого в наше время. Представительство это не может быть понято чисто исторически, с точки зрения светской истории с ее внешними причинами. Оно имеет иной, религиозный, церковно-исторический смысл, для которого прошлое не исчезает безвозвратно и не умирает. В католичестве Прошлое христианской церкви присутствует в «снятом» и включенном в сферу современности виде, может храниться как вариант или ответвление настоящей католической духовности. Различие от православия здесь тонкое, но глубокое. В широкой сфере католической церкви отведено место, вообще говоря, всему основному содержанию православия, но надо вдуматься, что значит

таинственное представительство в православии в живом виде самого христианского Прошлого. Современность может знать Прошлое, но Прошлое не знало Современности и, оставаясь собой, хранит в себе это «незнание». Когда Прошлое таинственно продолжает жить в Современности, как оно живет в православии, оно продолжает «не знать» Современность в том смысле, что и пребывая в ней, остается от нее таинственно отрешенным. Суть православия – таинственная отрешенность от Современности, хранящая в ней Прошлое. Такая отрешенность по существу не исключает внимания к Современности. Пребывая в Современности, православие не только может, но и должно знать ее, оно переживает острейший кризис, когда не способно раскрыться в сфере исторически-культурного развития, стать современным в отношении истории и культуры. Отрешенность православия от Современности имеет таинственный характер и назначена к встрече, диалогу Прошлого с Современностью. Православию есть что сказать современности. На духовной глубине Прошлое не исчезает из истории и призвано, не изменяя себе, являть и выражать себя в ней. В этом тайна отношений православия со всей христианской современностью, представленной в западном христианстве. Россию тянет назад от современности трудность в решении духовной задачи, к которой она призвана как хранительница христианского Прошлого.

Но задача православия не только хранить, но и открыть христианское Прошлое к диалогу с Современностью и, осветив в этом диалоге Современность таинственным светом Прошлого, подставить и само Прошлое под суд открытого самосознания Современности (которой, собственно, и принадлежит самосознание). Представляя Современность и будучи ближе всего к православию, католичество – ближайший партнер в диалоге с православием как представителем христианского Прошлого. Свою преданность мистической глубине Прошлого мы выражаем слепо и сугубо чувственно, – негативно по отношению к Современности и обременительно для всего общественно-культурного развития общества. Но в такой преданности остается духовная глубина. В результате, в глубине души нашего народа появляются самые глубокие по своей чувствительности и самые примитивные по рациональной форме религиозные вопросы. И основной вопрос глубокой, но рационально беспомощной духовной чувствительности невольно обращается ею на себя. Это вопрос о непонятном, как будто бессмысленном, но по существу чудесном характере самой религиозной мысли, всех ее утверждений. Основная задача проповеди в России – открыть под примитивной формой безбожной идеологии, пропитавшей российское сознание, вопрос о характере религиозной мысли и реальности,

И С Т О К А

вопрос о том, какой в принципе может быть христианская проповедь в России. Русское безбожие томится недоумением: как можно и невозможно говорить, что «Бог есть». Только чудесный смысл утверждения «Бог есть» доходит до сердца пропитанных безбожием людей, наученных не только внешне воображать, но и чувствовать (это остается в глубине души и после того, как развеиваются примитивные идеологические формы оправдания этого чувства), что «Бога нет» и даже «не может быть». Под крайне упрощенной формой наивной убежденности, что «Бога, конечно, нет, и не может быть» скрыто мистическое чаяние Бытия Бога как невозможного и чудесного. Затемненное, закрытое, заставленное атеистической идеологией это чаяние Бога устремлено в глубину библейского откровения Его таинственного Имени (Исх 3,14). Это откровение осознавалось (и переводилось) в свете греческой мудрости как «Я есмь Сущий». На высоте богословской мысли оно разъяснялось как откровение чудесного, вознесенного над всем нашим мирским бытием (как его источник и исполнения) Бытия Бога, как откровение о человеке и о мире, об их явлении в Боге, во Христе. Глубине атеистической чувствительности соответствует вершина созерцания Бога в Его абсолютном превосходстве над нашей реальностью, над нашим обычным представлением о бытии,

И С Т О К А

о том, что «есть». Бог выше всякого нашего мирского «есть», будучи Тем, Кто не просто есть, а чудесным образом являясь источником и исполнением нашего свободно сотворенного, «случайного» бытия, не может не быть. Атеисты бездумно говорят «Бога нет», наслушавшись пустых «разъяснений» от фанатиков науки и века «Просвещения». Но когда мы замечаем, что так говорят люди, сохраняющие в негативных формах затаенное религиозное чувство (что российский атеизм имеет религиозный подтекст, надо считать основным в нашей чувствительности к русской жизни), мы вдруг наталкиваемся на разительное явление, когда «сила в немощи свершается». Под вульгарной формой таится потребность религиозно малообразованного народа в высшей мистической созерцательности. Российская проповедь христианства потерпела неудачу, но Бог открывает нам новые пути проповеди на новой высоте духовного самосознания. И нам надо чувствовать, что наше безбожие, несмотря на крайнюю вульгарность, проникнуто религиозной заинтересованностью, и понимать, что грубый, безапелляционный, категорический атеизм «Бога нет потому, что не может быть» взывает именно к христианскому утверждению чудесного смысла «Бог есть», к чуду откровения Бытия Бога во Христе. Наше богословие должно разъяснить, в каком смысле Бог есть во

Христе, а потому – именно и только во Христе, и как это выражает ветхозаветное откровение личного, чудесно существующего Бога в Его святом Имени Иегова, «Я есмь Тот, Кто есть», «Я есмь Сущий» (в переводе и усвоении античной мудрости). «Сколько времени Я с вами и ты не познал Меня, Филипп? Кто Меня увидел, увидел Отца. Как же ты говоришь: покажи мне Отца?» (Ин. 14:9). Отвлеченные рациональные доказательства «бытия Бога» как первопричины, человеческая, слишком человеческая апология Бога, привычные филиппики в адрес Его «бытия», фамильярные требования атеистов «покажи нам Отца» и столь же фамильярные ответы популярной проповеди – все это сокрушает и смывает обрушившаяся на нас лавина безбожия. Фанатический российский атеизм в свете христианского откровения о чудесном бытии Бога во Христе являет себя требованием ясно осознать чудесный характер христианского утверждения «Бог есть» (иные религии не порождают свободной культуры и ее соблазна, испытания – безбожия). Атеизм – поставленный Промыслом Божиим фильтр на пути возрождения христианской веры. Через этот фильтр может пройти только новая проповедь, ясно осознающая, что откровение Бога во Христе доходит до глубины откровения о бытии (в связи с Божиим, чудесным Бытием), что в онтологическом смысле откровение Бога во Христе суть откровение Бытия Бога. Христос есть Свет и Бытие таинственного Бога, Который глубже

и выше всякого нашего представления о бытии и всякого в этом смысле бытия. При этом, конечно, надо оставить позади богословскую схоластику, разделяющую учение о Боге «Самом по Себе» от учения о Боге «в отношении к миру», всякое применение к Богу кантовского противопоставления «феномена» и «ноумена». Надо ясно понять, что откровение Бога во Христе есть откровение Бытия Бога. Отвечая современному российскому атеизму, который и сегодня, при внешней терпимости к религии, особенно к национальному «православию», остается фанатическим вывертом религиозных чувств, мы должны отвечать ему не внешними аргументами, вообще не возражениями, а совершенно иначе, – отвечая из глубины нашей веры на его скрытую глубину. Наш разговор с атеистом – духовное чревовещание, указывающее на то, что дальше и больше слов. На то, что чувствует, но не осознает атеист, отвергая внешний смысл «Бог есть», предчувствуя чудесный смысл этого утверждения, мы призваны отвечать явственным ощущением и ясным сознанием чудесного смысла «есть Бог» – «жив и свят Бог, явленный нам во Христе!». Личный и живой Иегова, Бог Ветхого Завета явлен нам в Новом Завете как Личность и Жизнь Божия в Духе Святом. Атеист инстинктивно отвергает человеческое, слишком человеческое «Бог есть», и мы можем его понять, духовно посочувствовать, а потому и проповедовать ему, если мы осознаем, что мы

И С Т О К А

сами как христиане, исповедуя Бога во Христе, исповедуем «Бог есть» за пределами обычного, чистого человеческого представления о бытии Бога. Когда атеист уверенно заявляет нам «Бога нет», мы должны отвечать вопросом «Кого нет?», и делать паузу, чтобы в тишине прозвучало святое Имя Божие, в котором душа человека, сознает она или нет, касается Бога. А на рациональные заявления атеиста «Бога нет и не может быть», мы должны ему ответить, что он прав более, чем представляет. «Бога не может быть» в том смысле, что Его бытие есть чудо, а чудо и есть невозможное. При этом, отрекаясь от манеры наших проповедников доказывать, что «чудо возможно», мы должны сказать, что смысл чуда именно в том, что оно в самом глубоком смысле невозможно, а все возражения против этого упираются в непонимания того, что мысль о чуде есть чудо мысли. В глубине души человек просто и чудесно понимает, что значит чудо, что значит чудесный Бог, чудесно существующий – понимает чудесно, без того, чтобы владеть даром своего понимания, знать, как он понимает. Глубиной нашей души, пока она не замутнена и не перекрыта современным наукообразным суемыслием, «учением о познании», желающем нас впервые научить мыслить, «методологией», подменяющей дарованную нам Богом чудесную способность мыслить, мы ясно и просто понимаем, что чудо есть невозможное, что Бог на то и Бог, что творит чудеса и чудесно существует.

И С Т О К А

Последнее сегодня надо осознать так ясно, чтобы через все навязанные нам нашей культурой сомнения понимать, что Бог существует только чудесно, а потому, если может существовать чудесно («невозможно»), то существует с полной необходимостью, несомненно, через все наши сомнения. Осознавая чудо как невозможное по существу, мы осознаем, что оно не подлежит сомнению, не может быть предметом сомнения, что оно пребывает в основе всего существующего и самой возможности существования. Таким путем наша вера проходит через мрак сомнения и отрицания, который заготовлен ей в нашу эпоху. Это нелегко осознать в плане богословской рефлексии на нашу веру, но это то, что в глубине своей чувствует душа человека, что может быть просто засвидетельствовано ею на путях ее прямого самовыражения, что самым непосредственном образом показывает христианскую веру как ответ на сокровенный запрос человеческой души («душа по природе христианка»). В глубине души своей это знает и атеист, смело говорящий, что Бога нет. Знает, что его мысль «бьет, промахивается» мимо Бога и сердится на верующих, которые не могут направить его мысль точно в Бога. Верующим, отвечающим атеистам, следует осознавать духовный запрос атеиста и понимать, в каком смысле «Бога нет, и не может быть». Дерзкий, фанатический ате-

изм восстает против фамильярного, приземленного представления о Божием бытии во имя высшего, чудесного. Такой атеизм живет не только обидой, но и надеждой на Бога, способного его опровергнуть. При этом вызывающий российский атеизм противостоит вялой религиозности – как вне, так и внутри себя. Христиане должны в этом сочувствовать такому «атеизму». Действительно, «Бога нет» в том смысле, что нельзя о Его Бытии говорить недостойно, вяло, упрощенно и фамильярно. Обезбоженная в глубине своей религиозность привычно изрекает: «Бог, конечно, есть», подразумевая: «Бог есть, ну и что?». Против такой религиозности бессознательно и решительно восстает атеизм, храня в своей душе такое чудесное «Бог есть», которое не только не боится утверждения «Бога нет», но, отталкиваясь от него, чувствуя в нем «соль», находит через него высший смысл бытия Бога как истинно Божьего, чудесного, изумительного. Чтобы понимать и убеждать атеиста, верующие сегодня должны понимать, в каком неожиданном смысле «Бога нет» находит свое место в утверждении чудесного Бытия Бога, утверждении, что Бог не просто есть, а есть Тот, Кого не может не быть (Исх 3,14). «Бога нет, следовательно, Он есть». Эти слова, которые могла произносить изощренная схоластическая мысль, подходят нам для ответа атеисту.

И С Т О К А

Мария Менкович

МЕЖДУ ВЕРНОСТЬЮ СЕБЕ И ОТКРЫТОСТЬЮ

аждый раз, когда заходит речь о диалоге, мы слышим, как важно быть открытым, уметь услышать и понять другого, увидеть в нем то семя истины и лик Божий, которые есть в каждом из нас – как бы несовершенны и грешны мы ни были. Гораздо реже доводится услышать ответ на вопрос о том, как это сделать, не потеряв себя, не поколебавшись в своих убеждениях, не растворившись в другом… Порой кажется, что главные проповедники диалогичности так легкомысленны, что вовсе не отдают себе отчет в существовании проблемы. Ведь на первый взгляд все так просто: откройся, откажись от страха и охранительства, перестань думать о себе и своей безопасности… Не это ли заповедал нам и Господь: «Отвергнись себя…»? Все так. И все же… Противники диалога часто упрекают нас в отсутствии твердых убеждений, порой даже в беспринципности…

Разве можно, скажем, сомневаться в верности учения Церкви? Или в истинности спасительной Жертвы? Не случится ли так, что, стремясь понять, например, убийцу, мы в итоге оправдаем и его поступок? Легко сказать «переступи через себя и свой страх», когда речь идет о необходимости увидеть человека, к примеру, в грязном подвыпившем бомже: он вряд ли представляет серьезную опасность для нас или наших близких. Достаточно, придя домой, как следует вымыть руки… Но не безответственность ли «говорить по-человечески» (читай – «относиться как к человеку») с тем, кто не хочет отвечать тем же? Кто, как нам кажется, понимает только язык силы? Для кого наше стремление понять и найти общий язык – признак слабости и малодушия? И я не только о физической опасности говорю – если бы все исчерпывалось угрозой нашей жизни или имуществу! Не страдает ли наша вера, когда мы пытаемся вник-

И С Т О К А

нуть в учение «обращающего нас» соседа? Ведь, чем больше «семян Слова» мы замечаем вне Церкви, тем труднее становится понять, в чем уникальность нашей собственной веры. Чем больше элементов окружающей нас культуры впускаем мы в «нашу» жизнь, тем более зыбкой становится граница между нами и этим миром, тем большей фикцией звучат слова о том, что «царство Мое не от мира сего». Как же «не от мира», когда он поет и звенит в каждой ноте уже нашего (не соседского только!) голоса? Но ведь и Христос не молил Отца «взять нас от мира»… Как же нам быть? Мы не можем построить стену, защищающую нас от всего «мирского», но, тем не менее, призваны не поддаться ему… Увы: простых рецептов, кажется, нет. Ведь даже Апостолов на этом пути не миновали проблемы и искушения: что ж говорить о нас – таких слабых, грешных и неразумных… Вспомним конфликт между Петром и Павлом, возникший тогда, когда к ранней Церкви только что приложилось много христиан из язычников. Нужно ли требовать от них обрезания и исполнения иудейского закона? Сильно огрубляя позиции, можно сказать, что Павел выбрал путь открытости, а Петр – «охранительства». Для Павла важнее всего было сделать Церковь доступной как можно большему количеству людей, дать им возможность встретиться с Живым Христом, а Христу – преобра-

зить и спасти их. Ради этого можно было пожертвовать и Законом, и обрезанием, да и всей иудейской религиозной традицией. Но так ли уж неправ был Петр? И разве не узнаем мы его в себе и в своих единоверцах? Под сомнение ставится все, что было признаком благочестия: верность Завету, обычаи и традиции, язык… Вспомните, как часто Писание подчеркивает, что необрезанным нет места в Царствии Божием (см., к примеру, Ис 52,1). Да и Сам Христос говорит самарянке: «Я послан к овцам дома Израилева…»! Не выплеснем ли мы вместе с водой и ребенка? Где граница дозволенного? И разве это не Христовы слова: «Не нарушить Закон пришел Я, но исполнить»? Как вообще можно говорить о неудобоносимости бремен: ведь Бог ради нашего спасения отдал Свою жизнь – неужели же для тех, кто хочет последовать за Ним, может стать препятствием пусть болезненная, но все же мелкая хирургическая операция? Неужели есть хоть какая-то жертва, которая была бы слишком радикальным ответом на Его Жертву?.. Для того чтобы Петр начал хотя бы общаться с язычниками и согласился крестить сотника Корнилия, потребовалось прямое вмешательство Бога, пославшего ему не только видение, но и троекратное толкование виденного («Что Бог очистил, того и ты не почитай нечистым», – Деян 10,9-16).

Но и этого оказалось мало, потому что в Антиохии Петр, который «до прибытия некоторых от Иакова ел вместе с язычниками… когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных» (Гал 2,12 слл.). Павел, будучи младше Петра и имея, скажем прямо, несколько сомнительный с точки зрения других учеников Христа апостольский статус (он даже не видел Христа лично!), вынужден отчитывать его почти как провинившегося школьника. Лишь на Иерусалимском Соборе Петр неожиданно первым выступает в защиту язычников (Деян 15,1-29). Собственно, и это не решает проблемы полностью: потому что христиане, родившиеся иудеями, тоже постепенно начинают пренебрегать законом, и смотреть на это не только больно, но и страшно: не моральная ли это деградация? Не случайно вопрос о том, что важнее: закон или вера, постоянно будет сохранять актуальность на протяжении всей истории Церкви. И каждый раз будет требоваться «целый собор», чтобы провести границу между необходимым и чрезмерным, найти пресловутую «золотую середину» между верностью себе и открытостью, между необходимостью изменений и верностью Христу… Когда мы говорим и думаем о Церкви, этот опыт кажется спасительным. Да, каждый из нас слаб и может заблуждаться. Кто-то, не удержав равновесия, скатывается

И С Т О К А

в «оголтелый либерализм», ктото – в не менее оголтелое «охранительство». И все же, пока мы остаемся открыты не только миру, но и друг другу, у нас есть шанс найти общий язык и – если не в себе, то хотя бы как единая Церковь – пройти тем узким срединным путем, на котором и обретается спасение. Это прекрасно. Ибо, думая об этом, мы начинаем лучше понимать смысл тех слов, которые так часто слышим и говорим: мы – Тело Христово. Разве разделился Христос? Наш путь как Церкви не в полном единомыслии и героическом марше одной единой шеренгой в ногу, а в умении признать свою ограниченность и несамодостаточность, услышать голос Христа не только в своем сердце, но и в сердце другого человека, нашего соседа по церковной скамье. Да, он слаб и несовершенен. Совсем как мы. И именно в том, что мы – такие разные и такие слабые – оба становимся обителью для Христа, – залог спасения каждого из нас. Ибо никому из нас не вместить всего Бога. Это очень большой дар. И в то же время это – ничто. Пустые слова. Потому что, как преодолеть разделение вокруг себя, если душа каждого из нас постоянно изнутри рвется на части? Мы и любим своих детей, и жалеем их, и в то же время вынуждены порой наказать или принудить – часто именно потому, что жалеем и любим. То же касается и наших близких, и тех, кто сделал нам больно.

И С Т О К А

Понять – не обязательно значит оправдать? Да. Равно как, поняв, не обязательно согласиться. И все же – чем больше мы стремимся к пониманию, тем мучительнее для нас каждая подобная ситуация. Ведь мир уже не делится на правых и виноватых, на умных и глупых… Напротив нас уже не сидит «объект», который ошибся и нуждается в наставлении: отныне это лишь слабый и несчастный в своем несовершенстве человек, которого в первую очередь жаль, а уж потом – все остальное. И, чем отчетливее мы сознаем собственное несовершенство, тем сложнее нам найти силы, чтобы сказать «ты не прав». И надо ли это говорить? Насколько мы сами можем быть уверены в своей правоте? Поддаться этому искушению, промолчать – значит предать Христа, отказаться от Его повеления «идите, научите все народы». Задавить в себе жалость и «прочесть проповедь» – тоже предать. Потому что Его главная заповедь – это все-таки Любовь, а уж потом все остальное. Он Сам есть Любовь. И не может справедливость быть выше милосердия. Во всяком случае, для христианина не может. Так неужели у нас нет выхода, и мы обречены вечно метаться между двумя полюсами? И да, и нет. У нас действительно нет выхода – иного, кроме предложенного Им. Последовать за Ним, подра-

жать Ему, позволить Ему жить в себе. Идти два поприща с тем, кто требовал от нас одного. Отдать рубаху тому, кто хотел снять с нас верхнюю одежду. Увы! Этот путь невозможен без страдания, без сораспятия Христу. Потому что верность себе и открытость разделены отныне лишь одной границей – той нестерпимой болью, которая встречает нас тогда, когда вслед за рубахой с нас начинают снимать и кожу. Чем больше мы любим и понимаем, тем вернее и неотвратимей и Гефсиманское борение («Да минует меня чаша сия!»), и отчаянная мольба «Боже, прости их, ибо не ведают, что творят!», и ощущение темноты и оставленности («Или, или, ломо савахфани!»). «Быть христианином не привилегия, это приговор», – сказала недавно одна моя подруга. И сказать лучше, кажется, нельзя. Выбирая Христа, мы, хотим этого или нет, всегда выбираем Крест. Ибо спасение, собственно, и совершается лишь тогда, когда полнота Любви умирает ради слабого и несовершенного человека, который, стоя под крестом, глумится над ней – по наивности думая, что наблюдает апофеоз бессилия Божия. Но мы-то знаем, что за Крестом последует Воскресение, а обнажение – лишь предвестие облечения в новую плоть… И в этом наша единственная надежда и упование.

Л И Т У Р Г И Я

ЛИТУРГИЯ

Мариано Хосе Седано Сиерра CMF

Диалог в литургии

еловек по самой своей сути есть существо, «внемлющее слову». Иными словами, его бытие всегда не замкнуто, а открыто. Если жизнь животных – чисто биологический процесс, то жизнь человека – это история. История отношений человека с Богом – его источником, целью и путем – это не только высшая форма диалога, но и первичная его форма. Однако Бог в этом диалоге стремится сообщить и передать нам вовсе не идеи или учения, а Самого Себя. Ради этого Он добровольно раскрывается сердцу человека. Человек призван принять Его, включившись в диалог, – диалог не только на словах, но и диалог всей жизни. Этот диалог дышит свободой. Ничто не вынуждает Бога открыться человеку, Он делает это из бесконечной и неизреченной любви. Человек не обязан принимать Бога, но лишь свободно открыв сердце диалогу с любящим Творцом, он обретает способность постичь высший и глубочайший смысл своего существования.

В реальности история диалога между Богом и человечеством начинается с отказа. Существо, созданное, чтобы слушать и слышать, поражается глухотой. Но Бог обещает, что, даже несмотря на грех, Он не оставит человека одного. В сердце каждого из нас живет ностальгия по истинному отечеству – Богу, – и жажда обрести Его. На протяжении многих веков «друзья Бога» и пророки хранят этот диалог и живое упование. Прекрасно говорит об этом четвертая евхаристическая молитва: «Когда же, ослушавшись, человек утратил Твою близость, Ты не оставил его во власти смерти, но милостиво подавал всем помощь, дабы ищущие могли обрести Тебя. Ты многократно предлагал людям союз и через пророков учил ждать спасения». В Иисусе Христе Бог как предвечное Слово обрел человеческую биографию, стал частью нашей истории. В Иисусе из Назарета Бог и человек достигли полноты диалога. С Иисусом вечность вторгается во время, Слово становится доступным для всех. Человеку уже не

Л И Т У Р Г И Я

нужно взбираться на горные вершины или совершать сложные обряды, чтобы встретиться с Богом. Он Сам нашел и приобрел Себе человечество во Христе. Именно поэтому, как считают многие богословы, Христос – это завершение всякой религии и всякого богопочитания, которые суть не что иное, как попытки человека сблизить два несовместимых и далеких мира. Интересно, что в Новом Завете, когда речь идет о Церкви, ни разу не употреблены такие слова, как «религия» или «культ». Может быть, наиболее глубоко эти темы затронуты Посланием к Евреям. Смертью и Воскресением Христос единожды вошел во святилище, чтобы принести в жертву не кого-то другого, а Самого Себя. Так, благодаря полному, вплоть до смерти, послушанию

Отцу, Он исполнил то, что хотел, но не мог, исправить прежний культ. Он разрушил стену, отделявшую людей от Бога и друг от друга. Он создал не «новую религию» или «новый культ», а даровал нам новую жизнь, которая вся целиком есть встреча и диалог с Богом. Вот почему христианская литургия – не культ, ограниченный определенным временем, пространством, предметами и людьми, его совершающими. Литургия приобщает нас к событию спасения, происшедшему однажды, раз и навсегда, и неповторимому. События смерти и Воскресения Христа касаются не только человека Иисуса. И суть их не в реанимации мертвого тела, а в явлении окончательного состояния бытия, того, что ожидает мир, историю и все мироздание в конце времен. Каждому из нас очень трудно говорить об этом. С нами происходит то же, что с первыми учениками Иисуса, когда Он говорил им, что воскреснет. Мы, как некогда они, спрашиваем что это значит: воскреснуть из мертвых (см. Мк 9,10). То, что происходит во время литургии, настолько отлично от всего нашего обыденного опыта, что мы постоянно «выходим сухими» из этого потока даруемой нам новой жизни. Всякий раз на Евхаристии мы восклицаем: «Смерть Твою возвещаем, Господи, и воскресение Твое исповедуем», но что это действительно значит для каждого из нас, для человеческого сообщества, для всего мироздания? Совсем недавно, в Пасхаль-

Л И Т У Р Г И Я

ную ночь, папа Бенедикт XVI привел очень выразительный образ, который помогает лучше понять эту тайну. Папа, являющийся прекрасным богословом, назвал Воскресение центральным событием истории, ибо в нем мы имеем дело с величайшей «мутацией» (если использовать язык теории эволюции), с самым решающим качественном скачком, который когда-либо случался за всю историю жизни. Это скачок абсолютно нового порядка, и он затрагивает каждого из нас и всю историю. То, что раз и навсегда случилось тогда, актуализируется в действии, которое мы зовем литургией. Литургия же, как свидетельствует само слово (заимствованное, как ни странно, из светского греческого языка)1 есть дело всего рода искупленных. Первый «литургический» контакт с этой новой формой жизни, с новым порядком вещей, начинающимся во Христе, – наше Крещение. С самого начала верующие, и первый из них Павел, поняли, что происшедшее с Христом и во Христе – не просто страница прошлого. Новая жизнь, ведущая к новому миру, постоянно вторгается в наше существование, преображает и возносит его. Крещение соединяет человека с этим животворящим потоком. Это действительно смерть и воскресение, новое рождение, реальное преображение. На крещальной литургии все начинается с диалога между Богом, дарующим во Христе новую жизнь, и облагодатствованным человеком: «Чего

ты просишь у Церкви?», – спрашивают катехумена, и он отвечает: «Крещения». Это прошение – не выражение «религиозного» желания, а ответ на призыв, который человек благодарно и восхищенно слышит и принимает. Дальше, во время самого обряда крещения, Церковь устами своего служителя снова спрашивает: «Хочешь ли ты принять крещение?», и оно совершается только после ясного ответа. Диалог между личной свободой и спасением во Христе абсолютно необходим для того, чтобы новая жизнь могла проложить себе путь в личном существовании каждого человека. В основе литургии каждого из таинств лежит диалог между теми, кто участвует в спасительной встрече между Пресвятой Троицей, и конкретными людьми, нуждающимися в прощении (покаяние), здоровье (елеопомазание больных), в благодати, чтобы быть свидетелями любви и источником жизни (брак), в даре служения братьям (священство). Мы не можем здесь поговорить о богатейшем содержании литургии каждого таинства в отдельности, но во всех них очевидны две вещи. Прежде всего, это абсолютное первенство благодати – в разных ее формах. С другой стороны, абсолютная необходимость того, чтобы каждый человек со страхом и трепетом, но и ответственно принял дар новой жизни. Вся литургия таинств проникнута духом диалога. Причина этому очень проста. Мы совершаем то, что переживаем и во что веруем.

1 Литургия в буквальном переводе с греческого есть «общее дело».

Л И Т У Р Г И Я

А основа веры – внутренний динамизм диалога, ответ на предложенный Богом дар, открытость и доверие Тому, Кто прежде и бескорыстно поверил нам. Литургия имеет диалогическую природу потому, что вера и церковный опыт новой жизни тоже глубоко диалогичны. Именно это отразилось в известном принципе lex orandi est lex credendi (закон молитвы есть закон веры). Может быть, жизненная важность диалога сильнее всего подчеркивается в Евхаристии. Это диалог между историей спасения, совершившейся раз и навсегда, и общиной – свидетельницей будущих даров в мире сегодняшнем. В этом смысле присутствие в Церкви разных литургических обрядов – лучшее выражение и воплощение диалога между новой жизнью, явленной в христианской общине, и ее культурным и географическим окружением. В каждом месте и во всякое время спасение, воплощаясь в формах, присущих каждому народу и выражающих его особенности, преображало его. Разные обряды стали знаком самосознания каждой конкретной Церкви, ее жизненным центром, богословской школой, формой переживания и выражения веры и способом сохранения исторической памяти. В латинской литургии, несмотря на сильнейший процесс клерикализации, который охватил западную Церковь после VI века, никогда не утрачивалась форма диалога, который продолжал свидетельствовать о том,

что литургия остается делом всего народа Божия в целом. Некоторые средневековые предписания называли канон (Евхаристическую молитву) святилищем, в которое вхож только священник, и даже он может входить туда лишь в молчании, поэтому молитвы читались тихо. Сегодня мы вернулись к древней форме молитвы вслух. Диалог между священником и общиной, которым начинается Префация, – одно из сокровищ древнейшей христианской традиции. Отцы Церкви писали прекрасные комментарии к Sursum corda («Ввысь сердца»), понимая эту часть как литургическое выражение слов Послания к Колоссянам 3,1. Мы, воскресшие со Христом, должны искать горнего. Это призыв священника пережить то, к чему, по сути, зовет нас вся литургия: новую жизнь, увлекающую нас к высшей точке истории. Собрание верующих выражает свое согласие («Возносим ко Господу»): лучшее в нас, наше сердце, уже воскресло вместе со Христом. Конечно, наши мысли не могут всегда быть с Богом, но, по крайней мере, нам следует сознательно к этому стремиться – особенно тогда, когда мы участвуем в воспоминании Его смерти и Воскресения. Когда священник приглашает народ возблагодарить Господа Бога нашего, тот, в свою очередь, дает служителю полномочие стать как бы его устами, воспевающими Бога, все сотворившего во благо («Достойно это и праведно»). В этом восклицании специалисты по литургии видят отзвук согласия христианского на-

Л И Т У Р Г И Я

рода, выражаемого во время рукоположения. Когда народу представляется кандидат в священство или епископство, он должен дать свое одобрение, без которого кандидат не может быть рукоположен. Во всех христианских конфессиях, сохранивших обряд рукоположения, есть и этот обычай одобрения народа, иногда явного (криком «axios, axios» в византийско-славянской литургии), иногда менее явного (латинская литургия). Таким образом, в самый торжественный момент богослужения, когда подчеркивается иерархический характер литургии (община не может сама себе сообщить благодать новой жизни; она нисходит свыше), диалог между предстоятелем и общиной, которой он будет служить и которую призван представлять, оказывается необходимым шагом. Вновь мы видим воплощение принципа lex orandi est lex credendi. Церковь – это народ Божий, и вместе с тем она иерархична. Верующие не могут подменить собой священника. Они вступают с ним в диалог и вместе с ним отвечают Богу, во Христе совершившему для них чудеса. Диалогичность литургии не ограничивается только присутствием явных элементов диалога. Литургический язык состоит из слов, жестов, пения, символов и молчания. Часто, особенно на Западе, участие христианского народа и диалог путают с «демократизмом» во время литургии, даже изобретают функции, формулы и обряды, чтобы члены собрания постоянно проявляли свое «участие», или же вкладывают в ус-

та собрания то, что должен говорить только служитель. На самом деле, простое «Аминь», столько раз повторяемое в ответ на молитвы предстоятеля, – отнюдь не пустая формула. Это символ веры в миниатюре. В нем – вера всей Церкви, которая отвечает и воспринимает молитву священника как свою собственную. Древние авторы постоянно писали о значении этого слова, особенно в конце Евхаристической молитвы. Для святого Иеронима это восклицание было громом, заставлявшим пошатнуться языческие храмы, которые в древности часто соседствовали с христианскими. «Аминь» – это исповедание веры, победившей мир (1 Ин 5,4). В литургии важно и молчание, потому что не существует диалога без молчания, когда мы слушаем и воспринимаем то, с чем обращается к нам другой. Существует одно драгоценное свидетельство мучеников начала IV века, в простоте и неколебимой убежденности ответивших римскому судье, что совершали воскресную литургию, потому что «без дня Господня не могли жить». Очень часто сегодня наши верующие говорят, что вполне могут жить без Евхаристии. Не означает ли это, что наша литургия часто становится, скорее, монологом? Но ведь без внутреннего диалога, состоящего из слов, песнопений, жестов, молчания, наши литургические собрания окажутся просто нагромождением пустых слов, а не явлением того окончательного, в чем мы нуждаемся, чтобы жить и свидетельствовать о новой жизни окружающему миру.

М А С Т Е Р С К А Я

МАСТЕРСКАЯ

Светлана Черняева

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ УСПЕШНОГО ДИАЛОГА

иалог отличается от монолога тем, что в диалоге мы хотим услышать собеседника, не боимся его вопросов, его потребностей и его мнений. В диалоге мы равноправны и равно важны друг для друга. В диалоге другой человек предстает перед нами действительно как Другой, а не как объект для наших поучений или амбиций. Диалог отличается от дискуссии тем, что в диалоге для нас важнее человек, а не его или наша собственная позиция в споре. В диалоге мы открыты к чужим мнениям и чувствам, в диалоге для обеих сторон важно бытие с человеком. В современной ситуации люди достаточно редко находятся в полноценном диалоге. Диалогу между членами семьи может препятствовать не только занятость, но и телевизор. Диалогу между родителями и детьми могут мешать авторитарные отношения. Диалог

между приятелями зачастую не получается из-за эгоцентрической позиции одного или даже обоих приятелей, нежелания или неумения сопереживать другому. Является ли катехизация диалогом? Способен ли катехизатор принять позицию равенства, по крайней мере, по отношению к катехизации взрослых? Что для этого нужно? Обязательно нужны хорошее знание предмета, готовность отвечать на сложные вопросы и готовность признать, что на некоторые вопросы не можешь дать ответ немедленно. Но, разумеется, этого недостаточно. Необходимо постоянно черпать из сокровищницы христианской культуры. Для того чтобы мы могли слышать и принимать личность каждого своего собеседника, нам необходимо быть в диалоге, в непрестанном личном отношении, с Иисусом Христом: только Он может дать нам благодать «горения

М А С Т Е Р С К А Я

сердца» (Лк 24, 32), без которой невозможна передача опыта веры. Для того чтобы передавать опыт веры, нужно чтобы это был реальный, а не книжный опыт. Диалог с Господом в молитве, в принятии Святых Тайн, диалог со своей совестью – голосом Бога может дать нам дерзновенную готовность к тому, чтобы открывать истины христианства тем, кто их жаждет. Если у нас есть знания и есть готовность к диалогу со слушателями, то только в этом случае нам будут при катехизации полезны психологические рекомендации по построению успешного диалога. Диалог нужно готовить. Для этого необходимо определить предлагаемую тему, перечень основных проблем, а также нужно подумать о потребностях слушателей – насколько для них интересны и актуальны эти проблемы; какая позиция по этим вопросам у них имеется до диалога.

Для успешного диалога нужно вступить в контакт со слушателем и поддерживать этот контакт все время диалога. Если мы начинаем выкладывать свои знания и свои аргументы, когда контакт не установлен или утрачен, мы теряем время зря. (Мы находимся в контакте со слушателем, когда он действительно настроен слушать нас, когда он заинтересован, успевает постигать сказанное и когда он знает, что, если ему будет необходимо высказаться, он получит слово. О контакте мы судим по поведению слушателя. По его позе, вниманию, по тому, встречаемся ли мы с ним глазами, хотя бы иногда). Необходимо активно слушать собеседника. Техника активного слушания предполагает, что мы опираемся на слова собеседника при ответе, не допускаем негативной оценки собеседника и готовы анализировать любую, даже неверную, но честно выраженную позицию.

М А С Т Е Р С К А Я

Диалог с человеком – это диалог с различными аспектами его личностного бытия – сферой ценностей, сферой отношений, культурной сферой личности. Необходимо выделить задачи диалога применительно к каждой сфере. Диалог – бытие вместе. Наша задача добиться не бездумного принятия нашей позиции, а готовности размышлять и читать Священное Писание, обсуждать моменты сомнений, делиться трудностями. Диалог при катехизации может быть не только словесным, теоретическим. Полноценный диалог может проходить с помощью игр, неформальных обсуждений и т. п. Катехизация – это не только передача знаний, но и воспитание христианина. Диалог в катехизации должен подвести человека к диалогу самим собой как основе самовоспитания. И последнее: полноценный диалог построен на любви. Любовь к человеку, с которым мы вступаем в диалог, помогает принять этого человека, интересоваться его интересами, добиваться его внимания, стремиться к пониманию. Если нам трудно полюбить малознакомого человека, попробуем полюбить в нем образ и подобие Божие, человека, стремящегося стать нашим братом или сестрой по вере, человека, с которым нам нужно пребывать вместе, чтобы Господь был с нами. «Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф 18,20).

Мария Проскурина SSpS Марина Казакова

РАЗНОГЛАСИЯ – (Методическая разработка в помощь катехизатору)

Основываясь на предлагаемых материалах, ведущий может подготовить и провести занятие (занятия), которые помогут их участникам убедиться в объективной природе разногласий и неизбежности их существования в отношениях между людьми; осознать те христианские ценности и принципы, которые помогут сформировать правильное отношение к разногласиям. Материалы: картинка-мозаика («паззл»), ККЦ (выдержки), Библия (ссылки и\ или выдержки).

М А С Т Е Р С К А Я

– Повод для диалога или конфликтов? Основное содержание темы и методические предложения по построению занятия(ий) I. Введение Молитва к Святому Духу о Его дарах мудрости, ведения и разума. (Если по теме проводится больше одного занятия, рекомендуется каждое из них начинать подобной молитвой.) Сформулируйте тему занятия. Убедитесь, что все участники примерно одинаково понимают, что такое «разногласия». Это можно сделать, попросив воспитанников привести простые, но реальные примеры, в которых, по их мнению, имели место разногласия. Желательно, чтобы они пояснили, в чем состояла суть разногласий. По приведенным примерам можно судить, насколько широк разброс мнений и насколько участники различают сам факт наличия разногласий и их последствия.

В случае необходимости поясните, что в рамках данного занятия под разногласиями будет пониматься простой факт: два (или более) человека имеют разные мнения (суждение, понимание, представление) об одном и том же предмете (вопросе, проблеме, ситуации). Очень важно, чтобы воспитанники не путали сами разногласия с их последствиями. Например, «Я болею за Динамо, ты болеешь за Спартак», – очевидно, что между нами есть разногласия по вопросу о том, какая команда самая «классная». «Я столкну тебя в канаву, потому что ты болеешь не за ту команду» или «Я помогу тебе вытянуть машину из канавы, несмотря на то, что ты болеешь за другую команду», – это разные последствия того же факта. Сформулируйте цели, которых участники могут достичь, полноценно участвуя в занятии(ях). Убедитесь, что эти цели понятны участникам и актуальны для них.

М А С Т Е Р С К А Я

II. «Упражнение с мозаикой» Заранее заготовьте картину, разрезанную на части таким образом, чтобы: На каждого участника приходилось в среднем по 2-3 части; Каждая часть была такого размера, чтобы уместить фрагмент изображения, по которому было бы возможно, но трудно судить о содержании картины в целом; Несколько частей должно остаться у ведущего; Несколько частей должны быть взяты от других картин, т.е. не должны подходить. Выбор картины мы оставляем на усмотрение ведущего, но несколько рекомендаций стоит учесть: Картина должна быть достаточно большого размера, чтобы собирать ее могла вся группа вместе;

Не стоит брать общеизвестные, слишком простые и чисто символические изображения; Неплохо, если картина будет иметь не только выразительное изображение, но и смысл, который не лежит на самой поверхности, а приглашает к размышлению; Неплохо, если картина в целом будет иметь не традиционную прямоугольную форму, а, например, круглую или многоугольную. Рекомендации по проведению упражнения:

1. Раздайте участникам части картины: большинству – по 2-3 фрагмента, одному – 5-6, двоим или троим – по 1 фрагменту. 2. Попросите воспитанников тщательно рассмотреть полученные изображения, не общаясь друг с другом (соблюдение

М А С Т Е Р С К А Я

этого условия очень важно на данном этапе!). 3. Задайте участникам следующие или подобные им вопросы: Какого размера картина? Какой она формы? Какого цвета? Что на ней изображено? Каждый участник должен сформулировать суждение о картине в целом, основываясь на тех фрагментах, которыми он располагает. Все суждения запишите так, чтобы они были видны всем. Авторство высказываний не указывается. 4. Попросите участников ещё раз просмотреть высказанные суждения и ответить на следующие или подобные им вопросы: Насколько существенно различаются между собой эти суждения? Насколько они верны? Хорошо это или плохо, что разные участники высказали столь разные суждения? Почему суждения разных участников так различаются? Ваша цель как ведущего состоит в том, чтобы помочь участникам понять, что причина разногласий – в объективной ограниченности и индивидуальности опыта, на основании которого выносятся суждения.

III. Мини-лекция о природе разногласий Мы предлагаем вам только основные тезисы лекции. Примеры

и иллюстрации к ним Вы можете подобрать исходя из своих предпочтений, а также ориентируясь на особенности и образовательные потребности конкретной группы участников. Христиане верят, что этот мир (в контексте данной темы понятие «мир» употребляется как синоним понятия «реальность», а не только в географическом смысле) является творением единого, вечного, всемогущего, всеведущего и всеблагого Бога (Быт 1; ККЦ 295), и Он есть Господь, т.е. единственный, Кто обладает полным знанием о творении и полной властью над ним (1 Цар 3,18; ККЦ 306а). Сотворив мир по Своей любви и благодати, Творец не оставляет Своего творения (ККЦ 301) и наделяет его «достоинством действовать свободно и ... соучаствовать в исполнении Его замысла» (ККЦ, 306б) Человек – каждый человек! – есть творение Бога, сотворённое Им «по образу Своему, по образу Божию» (Быт 1, 27). Это значит, что в каждом человеке, независимо от пола, возраста, национальности, религиозных и политических убеждений, социального статуса, образования, физических и интеллектуальных данных и пр., заложена частичка Божественного Откровения. Благодаря этому каждый человек способен соучаствовать в познании и исполнении Божьей воли (ККЦ 39). Бог дарует каждому человеку способность познавать Его творение и

М А С Т Е Р С К А Я

Его волю, дает «возможность свободно участвовать в Его Провидении» (ККЦ 307; Быт 1,28). Таким образом, любой добросовестный (т.е. свободный от сознательного искажения и сознательного предубеждения) опыт любого и каждого человека как-то отражает творение, что-то о нём говорит. Человек не является Богом, т.е. он НЕ всеведущ, НЕ всемогущ, НЕ всеблаг. Поэтому опыт любого и каждого человека ограничен и индивидуален. Он привязан к конкретному отрезку времени и к конкретным, частным аспектам колоссального, неохватно сложного и бесконечно разнообразного творения. Человеческие суждения о творении, выстроенные на основании такого частичного опыта, неизбежно оказываются верны только в ограниченных пределах. Вынесенные за эти пределы, они оказываются ложными или просто теряют смысл. Т.е. любое мое суждение, вынесенное за рамки моего непосредственного опыта, может оказаться ложным. Каждый человек выносит свои суждения на основании своего личного, ограниченного опыта. Суждения разных людей об одном и том же будут различаться, причем тем больше, чем больше различается их опыт. Резюме: Разногласия в человеческих суждениях – реальность этого мира, реальность объективная и неизбежная. Ни один

отдельно взятый человек не обладает совершенно истинным суждением по какому бы то ни было вопросу или проблеме. Это прерогатива Бога (ККЦ 216). (Условия, которые должны быть соблюдены для признания вероучительного суждения Папы Римского безошибочным, подтверждают, что безошибочность является не свойством человеческой личности Папы, но следствием действия через него Святого Духа – ККЦ 891.) Закончив лекцию, предложите участникам задать уточняющие вопросы («на понимание»). Если возникнут дискуссионные высказывания, в том числе «упакованные» в виде вопроса, предложите обсудить их в другой раз и, вероятно, в ином формате, поскольку дискуссия не является целью этого занятия. Обратите внимание участников, что сам факт наличия возражений и сомнений подтверждает тезис об ограниченности и индивидуальности любого опыта и основанных на таком опыте суждений и представлений. Подчеркните, что это утверждение относится и к опыту и суждениям ведущего (и разработчиков!) этого занятия. Предложите участникам, не отказываясь от своих представлений и не подвергая сомнению ценность своего опыта, поближе познакомиться с тем, что можете предложить вы как ведущий.

М А С Т Е Р С К А Я

IV. Продолжение «Упражнения с мозаикой» 1. И только что изложенные принципы, и упражнение с мозаикой моделируют реальность, в которой мы живем. Предложите участникам поделиться своими соображениями о том, что общего между этими моделями и какие особенности реальности они отражают. Вы как ведущий можете помочь участникам не ограничиться чисто внешними аналогиями, если приведете одиндва примера – своих или из числа предложенных нами – или зададите наводящие вопросы. Подчеркните, что это НЕ обсуждение, это обмен личными впечатлениями и суждениями. Все суждения выслушиваются без критики, без оценки. Принять или не принять к сведению то или иное суждение, остаётся личным, внутренним делом каждого, т.к. никакой необходимости в единообразном понимании в данном случае нет. Цель этого обмена – дать возможность всем расширить свои представления о мире. Воспользоваться этой возможностью или нет – каждый решает для себя сам. Вам как ведущему этот обмен поможет понять, насколько понят и принят группой предложенный вами материал. Вы, разумеется, можете добавить к сказанному участниками свои наблюдения и суждения. Возможные признаки сходства:

Мозаика, как и реальный мир в целом, существует, имеет опреде-

ленный облик, и несет в себе определенный смысл независимо от мнения о ней отдельных участников. У картинки, как и у мира, есть создатель, который знает замысел картины в целом, который по своей воле придал ей определенный облик и вложил в нее определенный смысл. Каждый участник располагает некоторой информацией как о картине, так и о нашем мире, и на основании этой информации может строить свои суждения о картине в целом. Каждый участник имеет доступ только к ограниченной информации о целом и формирует свои суждения на основании этой ограниченной информации (опыта), которую он интерпретирует самостоятельно и в контексте своего личного (и уникального) предыдущего жизненного опыта. Разные участники располагают разным количеством информации – у «эксперта» её больше, чем у «дилетанта». Но при этом информация «дилетанта» не менее ценна, чем информация «эксперта», т.к. она уникальна, как уникален и необходим каждый фрагмент картины. Ни один отдельно взятый участник не располагает информацией (опытом), достаточной, чтобы представить и понять картину в целом. Суждения, сформулированные участниками, расходятся, а иногда и прямо противоречат друг другу. Существут способы, при помощи которых участники могут узнать

М А С Т Е Р С К А Я

о картине достаточно, чтобы приблизиться к ее видению в целом. 2. Предложите участникам сделать что-нибудь для того, чтобы узнать, что представляет собой картина в целом. Дайте им место и время собрать картину из имеющихся у них фрагментов. Когда работа закончена, убедитесь, что картина собрана правильно: все подходящие фрагменты использованы; на месте фрагментов, которые оставались у ведущего, – пробелы; все части от других картин остались не использованными. Можно подытожить эту работу цитатой из Книги Притч (19, 21): «Много замыслов в сердце человека, но совершится только определенное Господом». Попросите участников ответить на следующие или подобные вопросы: Довольны ли вы полученным результатом? Довольны ли вы процессом, который привел к этому результату? (Такие вопросы переключают участников с работы на анализ и оценку ее результата и процесса выполнения. В том случае если процесс совместной работы вызвал эмоциональное напряжение, такие вопросы помогут ведущему увидеть это и, в случае необходимости, помочь участникам снять его.) Что помогало вам достичь результата и поддерживало положительный настрой в процессе работы?

Что мешало вам достичь результата и нарушало положительный настрой в процессе работы? При ответе на последние два вопроса поощряйте участников давать личные («Мне помогало...», «Мне мешало...») и конкретные ответы. Поощряйте участников говорить в первую очередь о действиях, которые им помогали или мешали («Спрашивали...», «Пробовали...», «Перебивали...» и т.д.). Вы, разумеется, можете добавить свои наблюдения и суждения о том, что происходило, к тому, что сказали участники. Ваши дополнения должны помочь участникам понять тот материал, который им предстоит усвоить:

V. Тезисы мини-лекции Разрешение множества проблем, с которыми мы сталкиваемся, превышает возможности одного человека и затрагивает интересы более чем одного человека. Каждый из людей, вовлеченных (или могущих быть вовлеченными) в решение проблемы (ситуации), обладает частицей истины об этой проблеме (ситуации). Но без других частиц, которыми обладают другие люди, любая отдельно взятая частица неистинна, т.к. не полна и не целостна. Христиане верят, что Бог не только всемогущ («Символ веры»), но и благ (ККЦ 1996-2005), в то, что «Бог есть любовь» (1 Ин 4, 8.16), и в то, что Его благая воля действует в творении (ККЦ 301). Это значит, что по Божьей воле любая проблема

М А С Т Е Р С К А Я

(ситуация) может быть разрешена к истинному благу всех вовлеченных в неё людей, т.к. воля нашего Небесного Отца в том, «чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим 2,3-4). Следовательно, христианский подход к решению любой проблемы (ситуации) состоит в том, чтобы всеми силами, всем разумением стремиться познать, какова Божья воля в этой ситуации, принять её и действовать в соответствии с ней: «... да будет воля Твоя и на земле, как на небе». Что я могу сделать, чтобы на деле реализовать христианский подход к разрешению проблем? С благодарностью принять данный мне Богом опыт и данные мне им способности к познанию истины. Со смирением признать, что мой опыт ограничен и многие мои суждения ошибочны. Вступить в диалог с другими людьми, вовлеченными в данную ситуацию, для того, чтобы поделиться с ними моим опытом и моими суждениями, соображениями, замыслами и для того, чтобы узнать их опыт, суждения, соображения, замыслы. Принять опыт, суждения, соображения, замыслы других людей с интересом и доброжелательностью. Совместными усилиями соединить все доступные и пригодные для решения данной проблемы частицы истины, которыми располагают разные участники, в единое целое для познания каждым Божьей воли и

для более полного осуществления каждым его/её христианского призвания (ККЦ 1879). Диалог – не обсуждение! Его цель не представить и защитить свою точку зрения (видение, решение, представления, интересы и пр.) Его цель – стать едиными в истине, которая есть Божья воля. В единстве, а не в «демократическом большинстве» находим мы гарантию истинности: когда один Дух действует во всех и через Него мы приходим к единству. Главное в диалоге – слушать друг друга и о каждом спрашивать себя: «Господи, что Ты хочешь мне сказать этим суждением, этим опытом, этими размышлениями?» Такое активное и ответственное слушание должно использоваться для помощи друг другу, где каждый вносит свое, чтобы все вместе мы могли найти и познать Божью волю.

VI. Обратная связь Вторая часть «Упражнения с мозаикой» моделирует ситуацию диалога как способа разрешения проблем. Предложите участникам поделиться своими соображениями о том, в чем они видят сходство этой модели с реальным диалогом. Некоторые возможные признаки подобия: Скажите, кто из участников в процессе обсуждения заблуждался? Наверняка появится некоторое

М А С Т Е Р С К А Я

смятение, так как никто не захочет говорить плохо о соседе. В любом случае, нужно дать воспитанникам время на размышление, а потом вывести их на размышление о том, что правых и виноватых («заблуждающихся») не было. Вклад каждого участника был необходим для приближения к пониманию картины в целом. Был ли кто-то, кто первым высказал мнение, впоследствии ставшее основным в определении того, что изображено на картине? (Должен прозвучать следующий вывод: каждый участник, вложив только свою часть, получил знание о целом.) В некоторых случаях благодаря сопоставлению с опытом других участников встречи интерпретация воспитанниками смысла и значимости собственного опыта изменились (в процессе «подгонки» фрагментов друг к другу и определения места своего фрагмента).

Готовность слушать друг друга, открытость опыту других помогали приблизиться к пониманию целого. Не весь опыт, который участники могли предложить, был применим к решению именно этой проблемы (некоторые фрагменты оказались от других картин). Некоторого опыта, необходимого для решения именно этой проблемы, не было ни у кого из участников, его нужно было искать в других источниках (части картины, которые оставались у ведущего). Вы, разумеется, можете добавить к тому, что сказали участники, свои соображения.

VII. Завершение занятия Предложите участникам поделиться своими представлениями о христианском отношении к разногласиям. Вы, разумеется, можете добавить к сказанному воспитанниками свои соображения, но важно, чтобы они сами сформулировали то понимание христианского отношения к диалогу, которое вынесли с занятий с вами. Для вас как христианина и как ведущего занятий подобная обратная связь в режиме диалога может быть очень ценной. После разговора поблагодарите участников за совместную работу. Вместе прочтите благодарственную молитву.

М А С Т Е Р С К А Я

СЛОЖНЫЕ ВОПРОСЫ

Юзеф Дремлюг

КАК ВЕСТИ ДИАЛОГ С ТЕМ,

КТО ТЕБЯ НЕ СЛЫШИТ Если хочешь обратить кого к истине, то скорби о нем, и со слезами и с любовию скажи ему слово или два, а не воспаляйся на него гневом, и да не увидит в тебе признака вражды. Ибо любовь не умеет гневаться и раздражаться на кого или укорять кого со страстью. Исаак Сирин

иалог всегда подразумевает желание собеседников слышать и понимать друг друга. На этом, собственно, построен сам принцип общения. Если разговаривающие слышат только самих себя, – это уже не диалог, а два параллельных монолога, не имеющих никаких точек соприкосновения. В нашей жизни нередко возникают случаи, когда «достучаться» до собеседника крайне сложно, и кажется, что диалог с ним в принципе невозможен. Особенно часто так происходит, когда речь идет о религии. В этой области при наличии разных позиций разговор зачастую превращается в пустой спор, главный аргумент в котором: «Ты

не прав, потому что прав я!». Как же поступать в таких случаях? И как говорить о вере с теми, кто не слышит никого, кроме себя? Задача это, конечно, весьма не простая. Не зря ведь говорят, что диалог – это искусство. По роду деятельности мне приходилось общаться с людьми, которые имеют весьма специфические представления о диалоге. Для них разговор с любым человеком, не разделяющим их собственных взглядов, сводится к попытке обратить его в свою веру. Любая тема: погода, спорт, искусство – будет переведена в нужное русло и использована для этих целей. При этом «диалог» ведется, как говорится, «в одни ворота» – ваш собеседник излагает свою позицию, но абсолютно не

С Л О Ж Н Ы Е

В О П Р О С Ы

воспринимает никаких встречных аргументов. Возникает полное ощущение, что разговариваешь с глухим человеком, который тебе отвечает, но при этом тебя не слышит. Чтобы было яснее, приведу пример. Вас останавливают посреди улицы, пытаясь «обратить в свою веру». Вы приводите в ответ вполне весомые возражения. Как правило, возможны две реакции: Первая – ваш оппонент скажет, что он полностью согласен (!), «но с другой стороны…» и еще раз повторит то, что он только что говорил, возможно, с какими-то вариациями. Вторая – постарается перевести разговор на другую заготовленную тему и вновь проверит вас на прочность. И так до тех пор, пока не найдет «слабое место». Показательно, что даже очень убедительные аргументы сам он, если ему нечего возразить, просто оставляет без внимания – он их как бы не замечает. Мы-то надеемся, что человек хотя бы задумается, усомнится в своей правоте. Но ничуть не бывало! Ни один из наших доводов не способен достичь цели – как я уже говорил, это «игра в одни ворота». Все это делает подлинный диалог практически невозможным. Но все же, есть ли способ помочь такому человеку научиться слушать, установить с ним контакт, начать диалог? Это, к счастью, возможно, но для этого необходимо соблюсти несколько основных принципов. Прежде всего, крайне важен из-

начальный настрой. Дискуссии о вере часто не приводят ни к какому положительному результату во многом из-за того, что их участники уже заранее настраиваются на жесткую борьбу. Для них это не диалог, а поединок. При этом нередко у оппонентов возникает взаимная личная антипатия (хотя, встретившись при других обстоятельствах, они нашли бы друг друга очень милыми). Именно поэтому ведущую роль здесь играет способность к нормальному человеческому общению. Мы не должны пытаться интеллектуально или эмоционально подавить оппонента, чтобы заставить его принять истину, напротив, необходимо помочь ему раскрыться, чтобы он сам захотел ее принять. Наша задача здесь сравнима, скорее, не с военным делом, где главная цель – разгромить противника, а с дипломатией, являющейся искусством диалога. Кроме того, надо постараться мысленно отделить личность самого человека от тех убеждений, которых он придерживается, возможно, просто в силу излишней доверчивости. II Ватиканский Собор напоминает нам, что «надо различать между заблуждением, которое следует всегда отвергать, и заблуждающимся, сохраняющим всегда достоинство личности, даже тогда, когда он теряется в своих ложных или недостаточно правильных религиозных понятиях» (GS, 28).

С Л О Ж Н Ы Е

Например, кто-то враждебно относится к Католической Церкви, потому что его когда-то настроили таким образом. Он может искренне верить в небылицы о католиках и говорить вещи для нас неприятные и даже обидные. В этом случае не стоит возмущенно кричать: «Ложь! Гнусная клевета!» (даже если это так) и тем более говорить: «А самито вы хороши!». Единственный шанс начать диалог – попытаться помочь вашему оппоненту усомниться в абсолютной непогрешимости его представлений, открыться самой возможности существования другой точки зрения. Для этого лучше подходит не утверждение, а спокойный вопрос: «А ты уверен, что это действительно так?» Важно, чтобы в ходе беседы не употреблялось местоимение «мы» – «Мы, католики, считаем…» или «Наша Церковь учит…». Разговор должен перейти на личный уровень «я – ты». Нормального диалога не получится, если его участники воспринимают себя как «представители сторон» и не могут ни в чем усомниться, не запятнав «честь мундира». Несомненно, ваш собеседник будет более комфортно себя чувствовать, если увидит, что вы не формально представляете какую-то позицию, а просто искренне говорите то, что думаете, и признаете лично за собой право на ошибку. Однако это подразумевает, что и он сам должен признать за собой возможность ошибки.

В О П Р О С Ы

Следующим шагом вы должны показать, что не стремитесь навязать свое видение вопроса, а пытаетесь вместе разобраться в проблеме, чтобы истина стала явной. Будьте готовы к тому, что вы не знаете всех ответов, и не бойтесь «проиграть». Если вы чего-то не понимаете в собственной вере, – не стесняйтесь этого. Есть повод прояснить возникший вопрос у сведущих людей, а затем встретиться снова и продолжить беседу. Если ваша вера сильна, острые вопросы только укрепят ее. Вера католической Церкви опирается на прочное основание, поэтому, если ваша позиция действительно католическая, вы не будете постыжены – истина сама свидетельствует о себе. Когда ваш собеседник увидит твердость вашей позиции и одновременно ее осознанность, – это вызовет уважение к вам и, возможно, желание продолжить диалог. Надеюсь, приведенные советы помогут вам вести беседу, когда обстоятельства не располагают к нормальному диалогу. Это касается общения как с религиозными фанатиками, так и вообще с «упертыми» людьми, замкнутыми в собственной правоте и не желающими слушать доводы других. Главное – помнить, что доброжелательность и терпение в этой ситуации намного более действенны, чем обличительный пафос и эмоциональный напор. Бесспорно, этот путь весьма непрост, но это и есть единственный подлинно христианский путь.

В С Е Г О

П О Н Е М Н О Г У

ВСЕГО ПОНЕМНОГУ…

Свидетельство

СУПРУЖЕСКИЕ ВСТРЕЧИ: реколлекции для семейных пар

ить в диалоге – задача непростая. И порой труднее всего нам дается диалог с самыми близкими: «лицом к лицу лица не увидать». Помочь супругам взглянуть друг на друга «как в первый раз», встретиться и освежить свои чувства – вот задача, которую ставят перед собой организаторы реколлекций для супружеских пар Ирена и Ежи Гжибовские. Ежегодное проведение подобных реколлекций под Санкт-Петербургом можно уже назвать традицией. Многие пары приезжают не в первый раз и принимают на себя львиную долю ответственности за организацию встреч – в том числе как аниматоры и cвидетели. Удивительно: участники реколлекций довольно мало общаются между собой (интенсивная рабо-

та идет практически исключительно внутри семейной пары, так что времени и сил на общение с окружающими остается не так уж много), но к концу реколлекций все они чувствуют себя почти одной семьей, хотя еще два дня назад некоторые не были даже знакомы друг с другом. Впрочем, совсем не это – главная задача реколлекций, и не о том наш очерк. «Больше слушать, чем говорить, делиться, а не дискутировать, понимать, а не оценивать – и, прежде всего, прощать» – вот девиз, который наполняет собой каждое реколлекционное «задание», каждый вопрос, над которым предлагается подумать супругам. Нет смысла ехать на эти реколлекции в надежде, что кто-то решит за вас ваши семейные проблемы. Здесь не дают готовых рецептов. Задача «Супружеских встреч» в том, в чем только и может быть подлинная

В С Е Г О

цель любых реколлекций: позволить супругам уединиться и прямо посмотреть в лицо друг другу и соединившему их Богу, заново осмыслить свой путь и свое призвание. И это может быть в равной степени полезно как «счастливой паре», так и людям, испытывающим трудности в браке. Цель организаторов – создать максимально благоприятные условия для встречи этих троих: мужа, жены и Бога. Ибо вместе они могут все, а исчезновение хотя бы одной «составляющей» превращает брак в фикцию. Впрочем, мы покривили бы душой, если б сказали, что роль организаторов сводится лишь к «администрированию процесса». Главный их дар участникам встреч – это они сами, их тридцатитрехлетний опыт совместной жизни, которым они де-

П О Н Е М Н О Г У

лятся удивительно щедро и в то же время необычайно целомудренно. Сила их свидетельства не в пафосной морали и не в демонстрации идиллических отношений, где все проблемы решены раз и навсегда, а конфликтам и непониманию нет места. Христианская семья, о которой свидетельствуют Ирена и Ежи, – это союз двух разных людей, со своими особенностями, недостатками и потребностями, порой плохо совместимыми с особенностями, недостатками и потребностями партнера. И путь к спасению – это ежедневная работа, когда каждый из партнеров учится одновременно быть собой и быть для других: для супруга, для Бога и для ближнего. Учится слушать, понимать и прощать. А еще – быть услышанным, понятым и прощенным. Это требует не только терпения, но и мужества: ведь вполне нам удастся достичь гармонии, возможно, лишь за чертой, отделяющей жизнь от смерти. Но ведь именно этого ждут от нас Бог и Церковь: неустанного возрастания в святости – вместе с теми, кого Бог даровал нам в спутники нашей жизни. И «Супружеские встречи» – прекрасный способ укрепиться на этом пути. Благо путь диалога – путь не только трудный, но и радостный: ведь с каждой победой, мы даже чисто по-человечески становимся немного счастливей. Мария Касьяненко

P. S. Польскоязычный сайт движения «Супружеские встречи»: www.spotkaniamalzenskie.pl

В С Е Г О

П О Н Е М Н О Г У

СОВЕТУЕМ ПРОЧИТАТЬ:

Мишель Куаст

ПОДРОСТКАМ, МОЛОДЕЖИ, ВЗРОСЛЫМ:

«Дневник Анн-Мари» М.: Центр «Нарния», 2004

Мир жил в его рабочем кабинететысячей лиц тех, кого он носил в сердце и чьи фотографии висели на его стене… Вы заинтересованы диалогом, потому что он кажется вам удачным способом общения людей, которым сложно понять друг друга? Труды и дни французского священника и писателя Мишеля Куаста прошли в диалоге с его приходом, епархией, Францией, всем миром, с теми, кто молод (на его попечении были все молодежные церковные движения в Гаврской епархии Франции), и, прежде всего, – с Богом. Мишель Куаст уже вернулся в дом Отца, но остались его книги. Одну из них теперь можем прочесть и мы. Анн-Мари – подросток: ей все интересно, она, как многие девчонки, ведет дневник, где в откровенных разговорах, спорах и размышлениях – в диалоге с самой собой, подругами и родителями – горячо отстаивает право знать то, что для нее важно: как взрослеет девочка, как дружить и любить, чтобы радость окрыляла сердце, а раздерганные чувства не отравляли жизнь. Есть у Анн-Мари и тайна – осмысляя себя, она мало-помалу возвращается к Богу, Которого знала в детстве, но о Котором забыла. Начинается все с хлопот о внешней красоте: «Победа! Сенсация! Я получила, получила туфли на шпильках!» и недовольства тем, что не удается найти общий язык ни с подругами, ни со старшим братом: «Жак меня презирает, потому что я – девочка. Он со мной ходить на футбол не любит: «Это все равно, что с дочкой гулять!» – говорит он», ни с родителями – одни придирки! Да и с учебой уже давно не ладится. Анн-Мари мечется между модными диетами – «война лишним килограммам», пробуждающейся сексуальностью и стремлением к чистоте, обидами, ощущением непонятости, ссорами с друзьями, беспочвенными надеждами и муками неразделенной любви. Но Анн-Мари не сдается, она упорно ищет, резко взрослеет после смерти отца, и постепенно ей открывается внутренняя красота: любить – значит отдавать, а не забирать себе. И тут в ее жизнь входит Бог – Анн-Мари учится разговаривать с Ним, слышать ответы на вопросы. Он приводит ее в Церковь и поддерживает на нелегком пути взросления. И еще – учит ее дружить и дарит любовь, у которой есть будущее. И хотя эта книжка о диалоге между отцами и детьми, между детьми и Отцом написана прежде всего для девочек, она будет интересна также мальчикам, родителям, да и любому читателю, независимо от его возраста. Мамы и бабушки, к примеру, вспомнят свое детство, поймут трудности своих дочерей – во многих семьях о них просто не догадываются – и, быть может, с помощью Анн-Мари разберутся в них, а перед мальчиками и отцами распахнется удивительный мир другой половинки человечества.

Журнал издается Катехитической Комиссией Конференции Епископов РФ

Существует синергия между молитвой и диалогом. Более глубокая и сознательная молитва делает диалог более плодоносным. Но если с одной стороны, молитва есть условие для диалога, с другой - она становится во все более зрелой форме его плодом. Иоанн Павел II, Энциклика Ut unum sint, 33

Нужно перейти от состояния антагонизма и конфликтов к уровню, на котором обе стороны признают друг в друге партера. Когда начинается диалог, каждая сторона должна заранее признать в своём собеседнике существование желания примириться и достигнуть единства в истине. Для осуществления всего этого, должны исчезнуть проявления взаимного противостояния. Только так диалог поможет преодолеть, разделение и сумеет приблизить нас к единству. Иоанн Павел II, Энциклика Ut unum sint, 29

Адрес редакции: 191186, Санкт-Петербург, Невский пр., 32/34, на имя Марии Терезы Рамуш. тел./факс (812) 571 58 96 Е-mail: katechein@peterlink.ru

Главный редактор Х.М. Вегас CMF Редакционный совет: с. Д. Антонув, Л. Господникова, д. В. Дегтярев, с. Т. Канакри, с. И. Станьска, свящ. П. Юрковский. Дизайнер Е. Мануилова Технический редактор В. Кабак SDB Корректор С. Минин Отпечатано в типографии Салезианского Центра “Дон Боско”, Гатчина.

Тираж: 500 экз. Подписка на год: по России – 150 руб. (за 4 номера); 400 руб. (за 3 комплекта из четырех номеров каждый); за границу – 200 руб. (за 4 номера); 500 руб. (за 3 комплекта).

В подготовке данного номера принимали участие: Х. М. Вегас СМF, И. Галынина, А. Годинер, Т. Канакри FMM, Н. Карповская, М. Касьяненко, М. Король, Р. Крауклис, Ю. Куркина, М. Т. Рамуш FMM

радуга 6

«Но посредник при одном не бывает, а Бог один» (Гал 3,20): Без сомнения, посредник означает судью не одному, но двоим. И когда два народа боролись друг против друга, будучи постоянно в разногласии и вражде из-за различий в учении, пришел Спаситель – посредник между ними, и изъял у каждого из народов то, что разъединяло их, дабы между ними настал мир. Амвросиаст

Когда соединяемся друг с другом независтливостью, простотою, любовью, миром и радостью, преуспеяния ближнего почитая собственным своим приобретением, а равно и немощи, и недостатки, и скорби признавая собственным ущербом, тогда в состоянии будем исполнить закон Христов. Ефрем Сирин